На остановках я фотографирую Дацюка или рядом с двухметровой бутылкой кока-колы, или рядом с чужой машиной. У водопада он меня спрашивает:
- Как ты думаешь, мы к двенадцати вернемся?
- Думаю, что нет.
- Ну и хрен с ним! Сними хоть на память.
У водопада семья: папа, мама и две дочери персикового возраста, глазками стреляют. Он уже затесался в семью.
- Снимай с телками! - кричит.
Щелкаю их несколько раз, на счетчике остался один кадр. Сажусь перемотать пленку, крутится легко.
- Я пленку забыл заправить, - говорю.
- Ну ты даешь! На хрена ж ехали?
Настроение у него сразу упало. Куранты бьют, уже час дня, а нас должны еще везти куда-то за город.
Привезли к хижинам, вокруг очень чисто, урны, травка подстрижена. Под пальмовыми навесами полные бабушки что-то ткут, толкут, плетут лукошки из перьев и лохматых стеблей.
Немцы дегустируют пальмовую жидкость. Дацюк пригубил, сразу выплюнул.
На поляне низкорослая аравакская молодежь скачет с копьями. Туристы выстроились на лужайке полукругом, фотограф снимает их сквозь ритуально танцующих. Мы торчим в толпе, Дацюк от отчаяния, а я из солидарности.
- Губарь сказал, что после этого бац-майдана еще куда-то повезут, говорит он упавшим голосом. - Это конец.
Нас привезли в ресторан. Когда мы уговаривали графинчик с вином, официант сразу же приносил полный. Вино нас на время успокоило. Бодрствовал я только до моста в Береговых Андах, одну из самых живописных дорог Америки с пятью тоннелями проспал.
Я отстоял две вахты подряд, не пошел в душ и заснул прямо в робе. Просыпаюсь, Дацюк сидит на столе, укрепляет проволокой рабочие ботинки-гады и от старания морщит нос.
- Мы погибли, - говорит. - На променад-дек повесили образцы снимков, наши рожи среди вражеских.
И достает из конверта цветной снимок. Голова Дацюка высовывается из-за плеча пожилой фрау, если приглядеться, то на правом виске заметна стрижка лесенкой, моя работа.
- Должно же что-то остаться на память, если светофор прихлопнут. Если выгонят, я не знаю, как дальше жить.
Визы нам почему-то не закрыли.
Через шесть месяцев в каюту постучали.
- Я эта каюта жил, - говорит, - четыре роки. - И ставит на стол "Скотч виски".
Мы работали на австралийской линии, возили сезонных рабочих из Европы.
Оказалось, хорват из Дубровника.
- Вас тоже двое жило? - спрашивает Дацюк, хватило такта не сказать "трое".
- Так самэ, так. Он Уругвай работал.
- Михуил, твою мать! - кричат снаружи. - Поднимай меня!
