Германская шабашка | страница 15



Софронов небрежно бросает коробки с шестого этажа, картон планирует, кувыркается и застревает на дереве. Дерево высокое, все ветви почему-то растут в одну сторону, залезть трудно. Успели настучать Ленце. Белая каска показалась в окне, очечки блеснули. Если ветер раскачает дерево, картон может кому-то угодить в темечко, непорядок.

- Вот безрукий! - ворчит Виктор. - Ему только на дудке играть.

Софронов набрал камней и полез на крышу сбивать.

- Что ты делаешь? - кричит Виктор. - Там же люди ходят!

- Больше ходить не будут. - Продолжает швырять. Сбил все-таки.

С высоты открывается город, мокрые крыши, мокрые рекламные флаги перед бензоколонками. Собор с разрушенной башней. На мосту через Эльбу вспышки сварки.

- Видишь виллы? - Софронов показывает направление прутиком. - Там жил наш генералитет. Здесь в Букау был штаб танковой армии.

- Осужденный Софронов! - зовет Толик с лесов. - Ленце сказал мусор убрать.

- Скажи, что я в отказе, - Софронов зевает.

- Клоун! - говорит Виктор, когда садимся в машину.

- А почему его осужденным называют? - спрашиваю.

- Это еще с азиля**, - объясняет Серега. - В лагере хватает сброда, водку продают, сигареты. Когда полиция делала облаву, он в комнате у них находился, наркоту нашли.

Остановились на заправке. Виктор пошел рассчитываться.

- Жалко, что ты не водишь, - говорит Серега.

- А чья машина?

- Витька взял у немца на пару недель за бутылку.

- Он откуда?

- Из Сумской области, еще при гэдээр работал здесь от военкомата. Говнистый парень, таких лучше сразу ставить на место.

С трудом проехали по узкой улочке. Высадили меня и укатили задним ходом.

Домишки вплотную, как декорации, где-то пароход грустно гудит. Поднимаюсь по деревянной лестнице. Квартира как квартира, стекла целы, в кухне плита.

Соседняя квартира тоже выселена, кабель из стены торчит, не подключен. Туалета нет, рукомойник на лестничной площадке. Так и жили люди.

В большой комнате чугунная печка, труба выведена в дымоход, двуспальная кровать, тахта. Постельное белье только на тахте, наверное, там спит Виктор, он старожил. Стол почему-то кверху ножками. Телевизор вскрыт умельцем, в канифоли окурок, прикуривал, конечно, от паяльника. Гвозди по росту. На гвоздях роба, пляжный козырек, солдатский бушлат, Тереза Орловски, лучковая пила. Транзистор заляпан известкой, видимо, таскали с собой на стройку. "Гады" валяются, покоробленные кроссовки. Привычный антураж. Стоило ли в такую даль ехать?