Танец с драконами | страница 9
– Волки и женщины вступают в супружество раз и навсегда, – не раз повторял ему Хаггон. – Ты вселяешься в волка, и это как брак. С этого дня волк – часть тебя, а ты – его часть. Вы оба меняетесь.
С другими зверями лучше не связываться, считал охотник. Коты самодовольны, жестоки и в любой момент готовы на тебя броситься. Лоси и олени – добыча для хищников: если носить их шкуру слишком долго, даже отчаянный храбрец станет трусом. Медведи, вепри, барсуки, хорьки... Хаггон всего этого не одобрял.
– Ты никогда не захочешь носить эти шкуры, мальчик. Тебе не понравится то, во что они тебя превратят.
По его словам, птицы были хуже всего.
– Человеку не следует покидать землю. Проведи слишком много времени в облаках – и не захочешь возвращаться обратно. Я знавал оборотней, что пробовали вселяться в ястребов, сов, воронов. Потом даже в собственной шкуре они становились безразличны ко всему и только пялились в треклятые небеса.
Впрочем, так считали далеко не все оборотни. Как-то, когда Комку было десять, Хаггон сводил его на сборище себе подобных. Больше всего в кругу было варгов – волчьих братьев, но оборотни показались мальчику куда интереснее и захватывающе. Боррок так походил на своего вепря, что ему только клыков не доставало, у Орелла был орёл, у Вереск – её сумеречный кот (стоило Комку его увидеть, как он захотел сумеречного кота и себе), у Гризеллы – козы...
И никто из них не обладал силой Варамира Шестишкурого, даже сам Хаггон, высокий и мрачный, с грубыми, как камень руками. Охотник умер, обливаясь слезами, после того как Варамир отобрал у него Серую Шкуру, прокатился в теле волка и заявил, что забирает зверя себе.
«Не достанется тебе второй жизни, старик».
Тогда он величал себя Варамиром Троешкурым. Серая Шкура стал четвёртым, хотя старый волк был хил, почти беззуб и вскоре умер вслед за Хаггоном.
Варамир мог вселиться в любого зверя, в какого хотел, подчинить его своей воле, сделать его тело своим собственным, будь то собака или волк, медведь или барсук...
«Репейница», – подумал он.
Хаггон назвал бы это мерзостью, страшнейшим грехом на свете, но Хаггон мёртв, съеден и сожжён. Манс бы тоже его проклял, но Манс или убит, или попал в плен.
«Никто не узнает. Я стану Репейницей-копьеносицей, а Варамир Шестишкурый умрёт».
Он подозревал, что вместе со старым телом лишится своего дара, потеряет своих волков и проживет остаток жизни костлявой бородавчатой бабой... но он будет жить.