Будь у него силы, Варамир и сам бы к ним присоединился. Однако море было серым, холодным и очень далёким, и он знал, что не доживёт, чтобы его увидеть. Варг уже девять раз умирал, но на этот раз умрёт по-настоящему. «Беличий плащ, – вспомнил он, – он зарезал меня из-за беличьего плаща».
Его владелица была мертва, её затылок превратился в кровавую кашу вперемешку с кусочками костей, но её плащ выглядел плотным и тёплым. Шёл снег, а Варамир потерял свои плащи у Стены. Его спальные шкуры и шерстяное белье, сапоги из овчины и подбитые мехом рукавицы, запас медовухи и прочих съестных припасов, пряди волос, срезанные у женщин, с которыми спал, даже золотые наручи, подаренные Мансом – всё было потеряно и брошено.
«Я сгорел и умер, и после этого я побежал, наполовину обезумевший от боли и страха». Его до сих пор мучил за это стыд, но ведь он оказался такой не один. Другие тоже бежали – сотни и тысячи. «Битва была проиграна. Пришли рыцари, неуязвимые в своей стали, и они убивали всех, кто остался, чтобы сражаться. Беги или умри».
Но от смерти так легко не убежишь. Когда Варамир наткнулся в лесу на мёртвую женщину, он опустился на колени, чтобы снять с неё плащ и не заметил мальчика – пока тот не выскочил из укрытия, и, воткнув в бок Варамира длинный костяной нож, вырвал накидку из сжатых пальцев Шестишкурого.
– Его мать, – объяснила ему позже Репейница, когда мальчика и след простыл. – Это был плащ его матери, и, увидев, что ты её грабишь...
– Она умерла, – сказал Варамир, вздрогнув, когда костяная игла проткнула его плоть. – Кто-то размозжил ей голову. Какая-то ворона.
– Не вороны. Рогоногие. Я видела. – Игла стянула края раны в боку. – Дикари. А кто остался, чтобы укротить их?
«Никого. Если Манс мёртв, вольный народ обречён». Тенны, великаны и рогоногие, пещерные жители с подпиленными зубами и народ западного побережья с их костяными колесницами... все они обречены. Даже вороны. Они, возможно, ещё не знают этого, но эти ублюдки в чёрных плащах погибнут вместе с остальными. Враг идёт.
В его голове прозвучало эхо грубого голоса Хаггона:
– Ты умрёшь дюжиной смертей, мальчик, и каждая из них будет болезненной... Но после того как, придёт твоя истинная смерть, ты будешь жить снова. Говорят, вторая жизнь проще и приятней.
Уже скоро Варамир Шестишкурый узнает, так ли это. Он чувствовал вкус своей истинной смерти в едком дыме, что висел в воздухе, ощущал её в жаре под своими пальцами, когда просовывал руку под одежду, чтобы потрогать рану. Его захлёстывал холод, пробирая до костей. На этот раз, должно быть, его убьёт мороз.
