Особенно тяжело было зимой: московские морозы превращали обычные плоскогубцы и оттяжечный провод в раскаленный металл, а в перчатках не очень-то много наработаешь. Норма – две установки в день и почти всегда в разных районах Москвы (а ведь о метро тогда даже и не мечтали). Как ни спеши, а меньше четырех часов на антенну не уходило, приходилось прихватывать и темное время. Мороз крепчал, все коченело, особенно руки. Спасибо, что в те времена газовое отопление в Москве было еще редкостью, топили печки. Использовал я и многолетний опыт монтеров-телефонистов – греться в дымовых трубах: залезешь с руками и головой в такую трубу, а оттуда приятная теплота, правда, в отличие от камина, немного мешает дым, но единственный орган, на который он влияет, – глаза, можно и закрыть. Конечно не так комфортабельно, как в номере «Метрополя», но все же немного согреться можно.
Кончишь работу, спустишься с крыши в квартиру, глянешь в зеркало, и самому смешно: глядит на тебя этакая черномазая физиономия, только зубы и белки глаз виднеются. Но все же я был счастлив: уже не нахлебник дома, можно и в кино сходить, а главное – работаю по любимой специальности. Правда, над головой висит угроза неизбежного увольнения через 6 месяцев, и этот срок все время приближается, а потом опять биржа труда, но об этом я старался меньше думать и еще утешал себя тем, что теперь я уже работавший член профсоюза и имею право на пособие по безработице в размере 15 рублей в месяц.
«Клиенты» попадались самые разные – от нэпманов до академиков. Принимали тоже по-разному: некоторые (особенно из «скороспелых» богачей) заведомо считали за жулика и специально приставляли домработницу, которая неотступно следовала за мною, пока я работал в квартире. Другие же наоборот были слишком доверчивыми и даже легковерными.
И вот однажды мне повезло: прихожу вечером в контору и получаю наряд на установку антенны у приехавшего с зимовки на Земле Франца-Иосифа и тогда еще малоизвестного полярного радиста Кренкеля (он страдал головокружением и работать на высоте не мог)[45]. Договорились мы с ним на воскресенье. Прихожу (жил он на Машковой улице около Лялина переулка) и стучу в дверь его комнаты. Услыхав «Войдите», открываю и буквально застываю на пороге от удивления. Такого обилия и разнообразия радиодеталей я до сих пор еще не видывал: конденсаторы, радиолампы, катушки индуктивности, сопротивления буквально разбросаны на столе и даже на полу. Пока я завороженно любовался видом этих сокровищ, хозяин, усевшись на своей раскладушке, налил себе в стакан какую-то бесцветную жидкость из стоявшего на табуретке графина. Выпив, произнес: «Полярная привычка», причем было непонятно, одобряет он или осуждает эту «привычку» (мне все же показалось, что второе), а узнав, что мне еще нет и 18, коротко сказал: «Рано».
