И Бенто перешел к рассказу о подробностях встречи с Якобом и Франку.
Ван ден Энден слушал внимательно и, когда Бенто закончил, сказал:
— Сегодня я хочу добавить в твой латинский словарь еще одно слово. Пожалуйста, запиши его: caute. Можешь догадаться о его значении по испанскому cautela.
— Да, это значит «осторожность». И по-португальски — тоже. Но почему я должен осторожничать?
— Будь добр, говори по-латыни.
— Quod cur caute?
— У меня есть один соглядатай, который доносит мне, что твои еврейские друзья недовольны тем, что ты учишься у меня. Очень недовольны. И еще они недовольны тем, что ты все больше сторонишься своей общины. Caute, мальчик мой! Позаботься о том, чтобы не доставлять им дальнейших огорчений. Не доверяй никаким незнакомцам свои сокровенные мысли и сомнения. А на следующей неделе поглядим, не найдется ли для тебя полезного совета у Эпикура.
ГЛАВА 4. РЕВЕЛЬ, ЭСТОНИЯ, 10 мая 1910 г
Когда Альфред вышел за дверь, два старых друга встали из-за стола, чтобы размяться, пока секретарь директора Эпштейна ставил на стол блюдо с яблочным штруделем с грецкими орехами. Потом снова уселись и молча отщипывали по кусочку пирога в ожидании чая.
— Ну, что, Герман, это и есть — лик будущего? — задумчиво проговорил директор Эпштейн.
— Не то это будущее, какое я хочу видеть! Хорошо, что чай горячий, — когда я оказываюсь с ним рядом, у меня мороз по коже.
— Насколько нам следует беспокоиться из-за этого юнца, из-за его влияния на однокурсников?
Мелькнула тень: кто-то из студентов прошел по коридору, и герр Шефер встал, чтобы притворить дверь, которую Альфред оставил открытой.
— Я был его наставником с самого начала учебы, и он посещал ряд моих курсов. Но вот ведь странность какая: я его совсем не знаю. Как вы сами видите, есть в нем нечто… механическое и отстраненное. Других юношей я часто вижу занятыми оживленными беседами, но Альфред никогда в них не участвует. Хорошо скрывает свои чувства.
— Ну, едва ли он скрывал их последние несколько минут, Герман.
— А вот это для меня совершенная новость. Это меня поразило. Я увидел другого Альфреда Розенберга. Чтение Чемберлена придало ему храбрости.
— Может быть, в этом есть и светлая сторона? Вероятно, могут появиться и другие книги, которые воспламенят его — но уже по-иному… Однако вы говорите, в целом он не охотник до книг?
— Как ни странно, на этот вопрос трудно ответить. Иногда мне кажется, что ему нравится сама идея книг или их атмосфера — или, может быть, только их переплеты. Он часто разгуливает по училищу со стопкой книг под мышкой — Гауптман
