Подобный взгляд на мир порождает иное восприятия времени. Время перестает казаться слепой стихией, устремляющейся неведомо куда, неведомо какими путями. Оно обретает черты живого существа, становится органической частью действительности и потому вызывает другое отношение к себе. Занимаясь физическими измерениями, мы приравниваем временные отрезки друг к другу, наделяя их абсолютным тождеством. Аналогично мы поступаем и с другими, невременными параметрами. Но мы никогда не воспринимаем невременные единицы измерения совершенно абстрактно. Они всегда находятся в том или ином физическом контексте, который придает им смысл. Так же следует относиться к отрезкам времени. Хотя длительность их может быть абсолютно равной, из этого еще не следует, что и в остальном они тождественны. Сущность времени может быть различной. Единица измерения в пространстве имеет реальное наполнение — оно зависит от того, к чему она приложена. То же самое касается и времени. Минута — не только отрезок безвозвратно истекшей длительности, но и неповторимое мгновение, которое невозможно пережить вторично. Вопреки своей цикличности, время уходит навсегда. Соединяясь, цикличный и поступательный характер времени придают неповторимое звучание каждой из временных "нот"-мгновений равной длительности. Величайшее отвращение, испытываемое еврейской традицией к "убийству" времени, проистекает не только из сознания невозвратимости упущенного, ни и из ощущения уникальности, незаменимости каждого мига.
…Время обтекает и наполняет нас и само наполняется нами. Струясь длинным извилистым руслом истории, оно неизменно остается живым. Время вечно возвращается к истокам, но при этом неуклонно движется вперед.
Ивритское слово хэт — "грех" — лишь один из многочисленных синонимов, передающих разные оттенки этого понятия в библейской и послебиблейской литературе. Ведь еврейская письменность, начиная с книг Танаха (особенно пророческих) и кончая позднейшими моральными проповедями-истолкованиями, драшами, полна упреков и обличений всевозможных грехов. Вместе с тем само понятие "грех" до сих пор не получило исчерпывающего разъяснения. Несмотря на многочисленные определения, данные ему в различных сферах, и вопреки суровым инвективам, направленным против грешников и греха, исследованию этого понятия не придавалось особой ценности. Более того, рассмотрение проблемы греха (а в значительной мере и проблемы зла), расценивалось как нечто заведомо бессмысленное. Дело в том, что в грехе видели "тень" заповеди, ее негативное отображение, не признавая за ним автономного бытия и самостоятельной сущности. В этой связи для иудаизма весьма характерно разделение сферы религиозного деяния, как и всей совокупности заповедей, на две категории: императивных и запретительных. И в галахическом, и в теологическом смысле грех сводится исключительно к нарушению или отрицанию заповеди. Ведь и тогда, когда речь идет не о запретах, а о заповедях, побуждающих к действию, грех также выражается в отказе следовать высшему императиву, т. е. в отрицании закона.
