Песня оборвалась так же внезапно, как и началась. Через минуту комбат уже стоял на лоджии, мокрый, с блестящей гладкой кожей, и расчесывал волосы.
— Брось-ка полотенце, Паша!
Он энергично, до красноты растерся, оделся, подошел к столу и сдвинул стаканы на край стола.
— Жаль, Паша, мне тебя. Жаль… Но, увы!.. Земля создана для сильных. Мораль меня не интересует. Мертвые солдаты по ночам не снятся. Мы винтики и делаем одно большое дело. И запомни: я давил слабых и буду давить. И пощады от меня пусть никто не ждет.
Он сунул руку в нагрудный карман, вынул сложенный вчетверо лист бумаги и бросил его на стол.
— Читай, миролюбец! И ты, Степанов. Пригодится на будущее.
Оборин взял лист, развернул его. Я сел рядом. Письмо было следующего содержания:
«Командиру батальона. Объяснительная записка.
Докладываю Вам, что сегодня на мне было произведено неуставное взаимоотношение. Очень болея за честь коллектива и желая с честью выполнить интернациональный долг по защите свободолюбивого афганского народа, я хотел вступить в бой с бандой душманов. Но ком. роты к-н Оборин П. Н. решил не трогать банду, а отпустить ее своей дорогой, потому что у него замена, он не хотел рисковать, и он спешил в роту. Когда я пытался выстрелить в главаря, с-нт Сафаров Г. сбил меня с ног, а к-н Оборин ударил меня. А потом еще и его заменщик (фамилии пока не знаю) обещал мне разбить лицо. Требую наказания вышеуказанных лиц. Рядовой Киреев Н. С.».
В записке была сделана масса ошибок.
— Ну, что скажешь? — спросил Петровский.
Оборин сложил лист и протянул его комбату.
— Никогда не думал, что у Киреева так плохо с грамотой.
— Это сейчас меня меньше всего интересует. Ты отвалил ему пиздюлей?
— Отвалил. Причем с большим удовольствием!
— Что ж, тогда будешь объясняться перед прокурором, — жестко произнес Петровский. — А я умываю руки.
— Не забудь только докладную прокурору написать.
— Слушай, Паша! — взревел комбат, густо краснея. — Ты меня совсем за падлу считаешь? Святоша, мать твою! А я, значит, дерьмом заниматься должен… Ну что ты целку из себя корчишь?!! Тебе ведь совсем не хочется садиться в следственный изолятор! И ты хочешь, чтобы я тебе помог, и надеешься на меня, и правильно делаешь, что надеешься. Потому что я не забыл нашу дружбу! Я не предатель и не подонок! И ты в этом убедишься! На! Бери! Я отдаю тебе это письмо, делай с ним что хочешь!
— Письмо мне не нужно. Оно адресовано тебе, — спокойно ответил Оборин и встал.
