В описании же Л. Вулли тяжелая в действительности жизнь первобытных народов превращается в гармоничную пастораль.
Автор допускает известную модернизацию шумерийского общества, когда, например, время царских гробниц (начало III тысячелетия до н. э.) характеризует как «городскую цивилизацию высшего типа».
Невозможно также согласиться и с другим принципиально ошибочным мнением Л. Вулли, а именно о превосходстве шумерийской и вавилонской культуры над всеми другими древневосточными культурами. Здесь явно сказываются традиции панвавилонизма. И только ими могут быть объяснены утверждения, подобные тем, что встречаются в книге: «Во всех отношениях Шумер раннединастического периода ушел намного вперед от Египта, который в ту эпоху лишь выбирался из состояния варварства. И когда Египет действительно пробудился в дни правления Менеса, первого фараона Нильской долины, наступление новой эры ознаменовалось для него освоением идей и образцов более древней и высшей цивилизации, достигшей расцвета в низовьях Евфрата. Шумер был прародиной западной культуры, и именно у шумерийцев следует искать истоки искусства и мировоззрения египтян, вавилонян, ассирийцев, финикиян, древних евреев и, наконец, даже греков».
Эта длинная цитата прежде всего доказывает, как нелогичность автора приводит его к явному искажению исторической действительности и преклонению перед изучаемой им культурой. Конечно, Л. Вулли удалось обнаружить изумительные памятники архитектуры, скульптуры и ювелирного искусства Двуречья. Но это не дает права пренебрежительно относиться к не менее замечательным произведениям египетских художников или отрицать их общепризнанную оригинальность. Что же касается вопроса о приоритете Египта и Шумера, то при шаткости хронологии, неоднократно перестраивающейся (что признает и сам автор), всякие выводы в этом направлений еще долго останутся гипотетическими.
Несомненно, на более правильном пути стоит Г. Чайльд, признающий самостоятельность древнейших культурных очагов — Египта и Шумера и считающий, что в одних сферах египтяне опережали шумерийцев (например, изобретение фаянса), в других — наоборот (применение гончарного круга, колесный транспорт). Трудно также согласиться с утверждением Л. Вулли, что с достижениями шумерийцев в металлургии «вряд ли сравнится хоть один народ древности» и что в Шумере «почти все мужчины умели читать и писать». Вдумчивый читатель, конечно, отбросит все эти преувеличения английского археолога, объясняемые его чрезмерным и необъективным увлечением Шумером.
