Идея, будучи высказанной, начинает жить самостоятельной жизнью. Есть люди, которые берут идею и делают с ее помощью идеологию. Идея — она может быть действенна в любом случае. Например, идея избранного народа, несомненно, была принята и творчески переработана нацистами. Теперь, то что они с этой идеей сделали, и как они ее деформировали, никоим образом не дискредитирует наш подход к этому вопросу, но несомненно является его отдаленным следствием.
Теперь относительно второго вопроса. Я сейчас постараюсь ответить честно и коротко, почему отвечать на него я не собираюсь. Однажды я посвятил этой теме двухчасовую лекцию, сейчас я попытаюсь вам это объяснить за три минуты. Мы находимся слишком близко от этого события — катастрофа, для того чтобы иметь возможность, так или иначе, дать теологический или философский анализ произошедшего. Нет никакого права рассуждать и разглагольствовать на темы, которые столь болезненны лично, для такого количества еще живущих людей. Абстрагируясь от личных чувств, эмоций и боли и пытаясь объективировать теологические и философские идеи как таковые, я вполне допускаю, что здесь сидят люди, у которых есть личные воспоминания о катастрофе.
Но даже я, который не пережил это лично в своей жизни, но мои бабушки и дедушки, дяди, тети и племянники, большое количество родственников были уничтожены нацистами. Я считаю, что для меня сейчас как для человека, который потерял стольких близких в этой войне, делать вид что, я способен на спокойный, объективный, беспристрастный анализ, просто бесчеловечно. Есть талмудическое правило, сформулированное так: запрещено утешать человека, когда покойник лежит перед ним. По отношению к катастрофе эти тела слишком близко от нас лежат, для того, чтобы мы смогли себе позволить играть в объективность и эмоции.
Рав Гиссер: Мы вам очень благодарны за все заданные вопросы. Спасибо за внимание.
Трагические актёры или самобытная нация
Наш национальный характер многогранен, и в этом одна из причин, почему большинство других народов не понимает нас. Они всегда видят только одну сторону, одну грань и думают, что это все. Их поражает, разочаровывает или, по меньшей мере, просто удивляет, когда им вдруг становится ясно, что в нашем характере есть и другие стороны. И тем не менее существуют две основные силы, которые воздействуют на нас и имеют наибольшее значение для понимания нашей сущности. Одна четко выраженная сила — это наша поразительная способность видоизменяться, приспосабливаться, становиться похожими на людей, среди которых мы живем. Я бы сказал, что это в какой-то степени верно, даже когда мы говорим о чисто внешней, биологической стороне нашего облика. Можно наблюдать, что происходит с евреями, которые переселяются из одной страны в другую. Изменения заметны уже при сравнении людей второго или третьего поколения. Например, если мы сопоставим современного еврея из России или Польши с его родственниками во Франции или особенно в Америке, чьи родители эмигрировали в начале века, то различия даже в физическом облике весьма впечатляющи.
