Погони Митька опасался не сильно – пока она соберется, он с версту успеет проехать. Опять же, кто будет его догонять? Камчадалов на такое дело не пошлют, а служилые, если и поедут, торопиться не станут. Правда, если в обозе найдется хоть одно заряженное ружье, то могут и в спину стрельнуть. Ну, так еще и попасть надо!
Тем не менее, пока ясачный караван не скрылся за бугром, Митька чувствовал себя неспокойно и собак гнал безжалостно. Потом немного остыл и задумался: «Куда ехать-то? Впереди камчадальский острожек, который я сам и обобрал. Причем обобрал до ясачного сбора: по совести это подлость, а по закону – преступление. Ничего уже не исправить… А может, вернуться? На подъезде к острожку свернуть по какому-нибудь старому следу и переждать, пока ясачники проедут…»
На первой же развилке Митька выбрал самый накатанный след, уводящий в сторону. Он не ошибся: вскоре вдали на берегу протоки показались балаганы. Служилый не поехал к ним сразу, а вернулся немного назад, чтобы через перегиб склона наблюдать за основной дорогой. Караван сборщиков ясака проехал к острожку лишь поздно вечером…
Собак Митька привязал к столбам балагана, груз с нарты перетаскал наверх и устроился там на ночевку – расстелил трофейную подстилку прямо на сушеной рыбе. Ею же он и поужинал, а вместо питья пожевал снегу – такое меню для него было вполне привычным. Ему не хотелось ничего делать и ни о чем думать, а хотелось скорее заснуть. Точнее, скорее проснуться и обнаружить, что весь сегодняшний день ему приснился.
Утром он не спеша пожевал юколы и ею же покормил собак. Потом сбросил вниз груз, уложил его на нарте, запряг собак и тронулся в путь. Добравшись до основной «дороги», идущей вдоль реки, повернул направо – вверх по течению.
В камчадальском острожке никто не был рад его возвращению, но и прогонять не стали. Митька отыскал Галгал а и вежливо поздоровался.
– Зачем пришел? – спросил тойон.
– Хочу хватать твою дочь, – ответил служилый.
– Хватай, если сможешь, – пожал плечами отец.
Пожилой камчадал даже не спросил, которой из трех дочерей заинтересовался пришелец. Для Митьки ж это было разрешением остаться в их семье надолго.
Митька оглядел как бы новым взглядом земляную юрту тойона, в которой предполагал провести какое-то время. Основой конструкции была земляная яма примерно десять на шесть метров и глубиной метра полтора. По всему периметру в дно было забито множество кривоватых кольев – стволов ольхи и ивы, так чтобы они были как можно плотнее друг к другу и не возвышались над краем ямы. С внешней стороны этот забор проложили сухой травой и присыпали землей. Внутри он образовывал стены жилища. По верху ямы, повторяя прямоугольник, были уложены и закреплены толстые бревна. Внутри стояли четыре столба метра по три высотой. Сверху на них уложены бревна-поперечины, образующие малый прямоугольник. На него уложены стропила – палки разной толщины. На верхнем конце они привязаны к бревнам ремнями, а нижние концы упираются в бревна по верхнему периметру. Поперек стропил уложена всякая древесная мелочь – палки, прутья, куски коры. Все это накрыто слоем сухой травы и засыпано землей, которая хорошо утрамбована. В сторону реки прокопан выход для притока воздуха, а примерно в центре крыши дыра, которая является дымоходом и входом-выходом для людей. К ней ведет лестница – довольно толстое тополевое бревно с глубокими зарубками. Правда, «ступеньки» уже изрядно стесались от частого употребления. Внизу вдоль стен идет земляной уступ или полка, высотой примерно по колено. Он застлан травяными циновками и шкурами. На нем сидят, спят, занимаются рукоделием. На него же свалено всяческое барахло, по нему ползают дети…
