Подошел патруль из красногвардейцев и солдат с красными повязками, и люди начали расходиться. Высокий солдат с перекошенным от злобы лицом сорвал листовку, в то время трое других задержали юнкера Пажеского училища, совсем еще мальчишку. Коля пожалел, что его выпустили из училища без оружия, а лезть с голыми руками на вооруженных солдат было глупо и бессмысленно, и поспешил уйти, пока не заметили его юнкерскую шинель. Уже на самом углу улицы он обернулся. Солдаты повалили юнкера на землю и избивали его ногами. Кровь застучала у Николая в голове, но он пересилил себя, сдержался. На подходе к училищу он услышал впереди выстрелы, изменил маршрут и вместо главной проходной поспешил в хорошо знакомый тупичок, где стена была не такая высокая и которым пользовались тогда, когда надо было уйти из училища незамеченным. Дальше он прошел к черному входу на кухню, через который и попал в здание. Стрельба усилилась, послышалась пулеметная очередь. Поднявшись на второй этаж, Коля увидел вооруженных юнкеров, которые вели перестрелку с невидимым противником. Пулеметная очередь прошила оконный проем, брызнули стекла, посыпалась штукатурка. Юнкер у окна, охнув, выпустив винтовку и повалился навзничь. Коля бросился к нему. Пуля, попав юнкеру в челюсть, прошила голову насквозь, вывалив кусок черепа. В густой крови плавали беловатые кусочки, и Коля понял, что это мозг. Его стошнило.
Он знал этого юнкера, тот был старшекурсником и на следующий год готовился к выпуску. «Смерть — это когда ничего нельзя изменить! — пришло Николаю в голову. — Этот юнкер уже не пойдет на лекции, не получит офицерский чин, не будет встречаться с барышнями. Он упокоится на глубине двух метров в сырой земле и единственными его соседями будут белые черви, напоминающие маленькие слизистые шарики в кровавой луже, расползающейся из-под головы». Надо было прикрыть юнкеру глаза, но где взять силы, чтобы протянуть руку к залитому кровью лицу?
— Чулов?! — услышал он и, обернувшись, увидел Егора Батюшкина, однокурсника. — Вы уже ничем не можете ему помочь. Скорее к окну. Они идут!
Николай поднял винтовку убитого юнкера, передернул затвор, дослал патрон в патронник и занял место у окна. Пачки с патронами лежали на полу.
Ворот на проходной не было. Точнее, они валялись на земле, сорванные с петель, и по ним, вдавливая в грязь, бежали серые фигуры в шинелях. Черными пятнами выделялись матросские бушлаты. Броневик во дворе непрерывными очередями бил по окнам. В ответ послышались винтовочные выстрелы со стороны училища, которые опрокинули первые ряды наступающих и заставили остальных искать укрытия. Пулемет на броневике замолк. В это время атакующие предприняли новую попытку прорваться к училищу. Коля прицелился, выстрелил в матроса в черном бушлате, но тот продолжал бежать, размахивая наганом и гранатой. Юнкера охватила злость, и он продолжал посылать в эту ненавистную фигуру пулю за пулей, пока матрос не упал. Теперь он, успокоившись, удобнее взял винтовку и стрелял точно, как в тире. Почти после каждого выстрела серая или черная фигура опускалась на землю. Ожил пулемет на броневике, но атака захлебнулась, и красногвардейцы отступили за ворота, оставив на земле несколько десятков убитых и раненых. Вдруг раздался взрыв гранаты возле броневика, за ним другой. Впрочем, они не нанесли ему вреда. Броневик уже не стоял на месте, а двигался вдоль здания училища, держась на расстоянии чуть больше броска гранаты. Вскоре к нему присоединился еще один бронеавтомобиль, и атаки красногвардейцев возобновились.
