Командир Апостол Константинович Мазгана плавал на своем суденышке семнадцать лет, знал каждую его заклепку, но в перекрашенном и вооруженном виде его боялся. Он никак не мог привыкнуть к его новому имени, никак не мог понять своей новой службы, от нервности все время пил чай и распоряжался. Он чувствовал себя очень несчастным.
— Товарищ! — заволновался он, увидев на стенке Суслова. — Зачем же это вы ушли гулять? Вам как раз нужно было заступать на вахту, разве же это можно?
— Идем, что ли? — предложил Суслов Ваське. Он был горд своим неверно понятым званием военмора и штатского командира Мазгану не уважал.
По узкой сходне они спустились на палубу. Среди досок от разбитых ящиков, в угольной пыли, оставшейся после погрузки, валялись еще не разобранные брезентовые чемоданы, — часть команды прибыла всего несколько минут тому назад. Корабль был неорганизован и бестолков, но Васька этого не заметил. Он с опаской смотрел на маленького, усатого и потного командира, но тот, неожиданно забормотав, убежал к себе в каюту.
— Гуляешь, значит? — спросил Суслова коренастый моряк в рабочем платье. Любишь, чтобы за тебя другие служили?
— Служба! — возмутился Суслов. — Служба на такой калоше! На какой черт служба, когда у Врангеля миноносцы и все прочее?
— А ты поменьше разговаривай, — спокойно посоветовал моряк в рабочем. Его глаза неожиданно засветились, и Суслов сразу остыл:
— Да я, товарищ Ситников, ничего. Я только ходил в порт, а по дороге подошву сорвал. Вот смотри, — и поставил ногу на машинный люк.
Моряк в рабочем платье, рулевой старшина Ситников, был старым моряком и очень выдержанным человеком. Никому ни разу худого слова не сказал, и тем не менее весь «Республиканец» его побаивался. Звали его не иначе, как товарищ Ситников, или по имени и отчеству — Павел Степанович.
Он осмотрел ботинок и поковырял ногтем подошву. Потом выпрямился.
— Кожа в целости. Получи у Бравченко парусной нитки, прошей и заступай на вахту.
Васька смотрел молча. На его глазах в течение нескольких минут произошла переоценка ценностей. Командир оказался ничтожеством, простой моряк командиром, а герой Суслов — совсем не героем. Почему? Задать этот вопрос было некому, и Васька сплюнул через борт.
— Не умею я шить, — признался Суслов.
— Плохой моряк, — ответил Ситников. — Баба и та шьет.
Суслов оглянулся на Ваську, пожалел, что привел его с собой, и разозлился, но злость свою в обращении к Ситникову не проявил.
— Все равно не поспеть. Ты уж, Павел Степаныч, за меня сейчас вступи, а я за тебя ночью отстою.
