Васька хотел спрятаться в тень, но не успел. Дымов вышел прямо на него:
— Ты здесь что?
— Сигнальщик на «Смелом», — твердо ответил Васька. Он стоял прямо и в упор смотрел на Дымова. Глаза опускать не годилось.
— Так, — сказал Дымов и задумался. Васька терпел долго. Потом на шаг отступил и с отчаяния сплюнул, как всегда, когда бывал доведен до крайности.
Дымов обернулся к Дудакову:
— Говоришь, пойдет на этой-то смеси? — и толкнул бочку ногой.
Васька вздохнул полной грудью: Дымов оставил. Пронесло. Подошел к краю стенки и спрыгнул вниз на палубу «Смелого». Она чуть ходила под ногами, и это ощущение было великолепно. Она стала живой.
Принимали горючее и прибирались до шести утра. За это время были спущены «Зоркий», «Жуткий», «Прочный» и «Счастливый» — все истребители дивизиона, все, как один, серые и плоские. В шесть часов Дудаков и Дымов пришли на «Смелый». Дудаков прямо прошел в рубку.
Отзвенел машинный телеграф, и сразу взревели два мотора. «Смелый» затрясся и как-то затих, только слегка вздрагивал и толкал. Оглянувшись, Васька остолбенел: стенка быстро оседала назад.
— Лево, — скомандовал Дудаков. — Одерживай… Так держать. — И истребитель проскочил в ворота.
— Вот черт, — опомнился Васька.
Загудел третий мотор, затряс палубу и тоже затих, включившись на передний ход. За кормой поднялась стена пены, а нос одним рывком выскочил из воды. Теперь казалось, что весь корпус пробует выскользнуть из-под ног. Чувствовалось, как он тянет вперед.
— Около двадцати, — сказал Дудаков. Расправил бороду и добавил: — Поднимем еще сколько-нибудь.
— Хорош, — ответил вцепившийся в рубку Дымов.
Они стояли нагнувшись вперед, грудью в ветер, а мимо них по обоим бортам летела вогнутая блестящая вода. Справа промелькнул красный треугольный бакен. Промелькнул и зарылся в налетевшей на него пене.
— Курс чистый вест, — приказал Дудаков, и «Смелый» круто свернул.
На повороте Васька чуть не вылетел за борт, а на новом курсе вдруг начало бить. Короткий удар, с носа ливень брызг, прыжок и снова удар. «Смелый» пошел против волны.
— Хорош! — громче, чем в первый раз, сказал Дымов. Даже он опьянел от ветра и быстроты.
— Неплох, — ответил Дудаков. — Ситников, не катайся на курсе!
Из машинного люка вдруг высунулась голова Суноплева, взъерошенная и лоснящаяся. Он подмигнул и захохотал:
— Даешь! — И сразу исчез.
Корпус дрожал все сильнее, вода и пена по бортам смешивались в сплошную ленту, ветер гудел полной мощью трех моторов по полтораста сил.
