Ситников разъяснил подробно и со вкусом: пуля два раза пробила согнутую руку, порвала сухожилия, но костей не тронула. Рассказал о перевязках и боли и кончил тем, что скоро вернется в строй. Потом, подумав, добавил:
— Однако всего на свете пугаться не след, — и, усевшись поудобнее, рассказал о том, как комендора Зайцева убило лопнувшим стальным тросом, а инженер-механика Егорина — просто куском угля.
Васькино волнение происходило совсем не от страха, но тем не менее он слушал и успокаивался. Слишком спокоен был сам Ситников, слишком хорошо говорил. Ушел Васька к себе на корабль совсем повеселевшим, но на следующее утро увидел одетого в белое Безенцова, рассвирепел, сделал вид, что поскользнулся, и толкнул окатывавшего палубу боцмана. Тот, взмахнув шлангом, с ног до головы окатил Безенцова.
Сделано было чисто, — Васька даже улыбнулся. Безенцов молча на него посмотрел, вытер лицо и, повернувшись, ушел переодеваться. В это утро Васька был назначен чистить гальюны, в послеобеденный отдых — в порт на приемку брезента, а на следующий день — на окраску суриком кормового погреба.
Такая цепь неприятностей, обычная на морской службе, Ваське показалась не случайной.
«Гад Безенцов, — решил он. — Нарочно делает!»
В погребе приходилось работать скорчившись, и сурик с подволока крупными каплями стекал прямо на голову. Было темно и смертельно душно.
— Гад белоштанный, — бормотал Васька, но не сдавался. Война так война. Помощи просить было не у кого, и от запаха краски кружилась голова, но Васька был спокоен: он знал, что сделает.
Окончив работу, он вылез и осторожно поставил ведро с суриком и кистью прямо у входа в кают-компанию, а затем снова спрятался в свой люк. Был вечер время, когда Безенцов обычно уходил на берег. Васька сидел и ждал. Сердце его билось так сильно, что казалось, вот-вот выскочит прямо в рот. Голова гудела, и тело ныло от неудобного положения.
— Боцман! — вдруг прокричал голос Безенцова.
Васька вздрогнул и взглянул наверх. Безенцов и Дымов быстро шли по стенке к сходне. Значит, они все время были на берегу. Значит, план покушения был сорван, — Васька выскочил из люка и еле успел убрать ведро.
Я согласен с тем, что подобными методами бороться не следует, но в Васькино оправдание скажу: после шестичасовой работы в таком погребе, какой был на «Разине», и не то можно придумать.
— Боцман, наверх! — отозвался вахтенный. Боцман медленно вышел из камбуза. В руках он держал огромную кружку чаю и глядел недоверчиво.
