"Ленинградская правда" дала по этому поводу некролог с портретом, другие газеты - объявления, где выражались глубокие соболезнования родным и близким покойного.
Умер Ехалов внезапно, всего час продолжался приступ, "неотложка" не успела, умирал не тяжело - просто сдало сердце, а из родных и близких при его кончине присутствовали Иван и Альфа.
...За два дня до того Василий Иванович разбудил Ивана рано утром, позвал в свою комнату и, велев сесть, торжественным голосом произнес:
- Вот что, Ваня, давай-ка на всякий случай попрощаемся.
- Да ты что, отец?!
- Помолчи. Это, может, наш с тобой последний разговор. Смерть, милый друг, - тоже событие в жизни, тут добросовестно надо, без халтуры, как... как дела сдать. Понятно тебе? - старик надолго замолчал, смотрел куда-то мимо Ивана, в окно. Потом вздохнул. - Ты не обращай... Слезы - это так, вода, от старости. Жалко потому что. Вон, даже травы той из тайги, что больше не увижу, - Василий Иванович поморщился и ткнул пальцем в окно, - и тебя, дурака.
- Тебе плохо? Так давай я лучше врача... - Иван встал. - И зачем эти душераздирающие сцены?
- Во-во: плохо - и сразу: врача! Садись! - тихо приказал старый Ехалов. - Чуть что - врача. Душу свою бережешь. Не хочешь, значит, чтоб раздирали. А есть что раздирать-то? Э-э, да что теперь! Я, наверное, и виноват, что ты такой, не научил... Прости. Я и виноват.
- Ну, к чему опять?
- Молчи. Думаешь, я считаю - ты неудачник? Думаешь, не понимаю тебя? Философия твоя мне ясна: жить чтобы жить - дышать, смотреть... Мало этого, Ваня. И нельзя. Несчастный ты.
- Мне хорошо.
- Дождевому червяку тоже хорошо, думает - так и надо жить, как он живет. Сухарь ты, всякого чувства боишься, любой перемены боишься. Конечно, все вижу и ценю, как ты тут при мне в няньках, и в жизни у тебя, кроме кухни и старого гриба-папаши, ничего. Знаю и тебе благодарен. И спасибо... Ну, при мне ты вроде на месте, а вот помру и что тогда-то будешь делать? Для кого жить? Для чего? Ты ведь сейчас как думаешь: "А что я еще могу, у меня больной отец". Ну, а тогда ты что себе скажешь? Как оправдаешься?
Иван молчал.
- Может, это я слишком, - сказал Василий Иванович тихо, - и не мне бы, конечно, говорить, потому что верно: я бы без тебя... Факт, конечно. Но кто тебе еще скажет? А я привык всю жизнь говорить, что думаю. Ведь останешься один, сам себя спросишь - а кто я? Для чего живу? Для кого?.. Я... - теперь старик говорил вроде сам с собой, - я вот для дела жил. Всю жизнь, с восемнадцати лет. Черт его знает, может, это и не правильно, может, я... эта... не гармоническая личность, теперь не так принято жить теперь и спорт там всякий, и путешествия, и развлечения... А я не жалею! Хорошо пожил. Да... Другие, бывает, для семьи своей живут. А что? Тоже дело. - Василий Иванович вскинул голову. - А ты-то? Катерину прогнал. А знаешь почему?
