Наконец появился полицейский, занявшийся ею. Она присела на металлический стульчик, металл был очень холодный, она чувствовала это своими голыми ляжками. Тини отметила для себя, что в следующий раз, когда она отправится в полицейский участок, не одевать короткую юбку. Своим видом она была довольна. Школьница из католической гимназии.
— Вы можете описать парня, который украл вашу сумочку?
— Ростом около пяти футов восьми дюймов, стройный, волосы темные, темные глаза. Латиноамериканец с очень выразительной татуировкой на руках и на груди. Его рубашка была расстегнута, и я могла заметить ее. Большая зеленая татуировка. Змея или дракон. Что-то с чешуей.
— Змея или дракон, — повторил за ней полицейский. — Вы можете подождать минутку? — Он ушел и вернулся с другим полицейским и попросил Тини повторить ее описание. Второй полицейский ушел к своему столу и вернулся с фотографией и показал ее Тини.
— Этот?
На фотографии был заснят тощий испанец, голый по пояс, улыбающийся в камеру, демонстрируя свою татуировку. Тини вглядывалась в его лицо, особенно в глаза. В них светился ум.
— Да, — сказала она, — это он.
— Вы уверены?
— Абсолютно. Это он.
Первый полицейский посмотрел на второго.
— Очень странно.
— Весьма странно, — согласился второй.
— Это не его специальность. Вырывать сумочку у девочки.
Второй полицейский пожал плечами.
— Может, дела у него пошли плохо с тех пор, как мы последний раз задерживали его.
— Я не понимаю, — вмешалась Тини. — Кто этот человек? Чего он хотел? Изнасиловать, бить?
— Нет, он занимается подделками.
— Фальшивомонетчик, — кивнула головой Тини.
— Нет, — сказал полицейский. — Подделка картин.
Возвращение "Испанской дамы". Это походило на кинематограф пятидесятых годов. Эндрю Олден, которого неприятности любили как родного брата, смотрел на "Испанскую даму" так, словно никогда раньше не видел ее. Он всего-то вышел погулять. Когда он вернулся, швейцар сказал ему, что кто-то оставил для него пакет. Когда Эндрю увидел размер и форму пакета, в его сердце вспыхнула надежда, что Джанетт раскаялась в своих воровских наклонностях и решила вернуть картину и выручить из беды отчима, который никогда не причинил ей ничего плохого. И вот перед ним стояла картина, в целости и сохранности, там, где ей надлежало стоять, — на мольберте в мастерской Эндрю. Почему же он чувствовал себя не спокойно?
Кто-то стучался в дверь. Эндрю глянул в глазок.
— Хэлло, это опять я, — сладким голосом пропела Ева. — Со мной адвокат.
