* * *
Когда я ушел в отставку с поста гендиректора министерства главы правительства, я предполагал, что оставляю израильскую политическую арену всерьез и надолго. Я занялся бизнесом, в чем достаточно быстро преуспел, и этот успех убеждал меня в правоте сделанного выбора. Мир частного предпринимательства казался мне стихией, для которой я создан: я мог видеть результат своих действий и принятых решений, он предоставлял простор творчеству и фантазии и, как следствие всего этого, обеспечивал экономическую самостоятельность моей семье.
Коалиционный кризис, сваливший в конце 1998 года правительство Нетаниягу и приведший к досрочным выборам, застал меня на берегу Дуная, в заснеженном будапештском отеле. Кстати, большинство гостей этого отеля, сидевших в фойе, переговаривались на беглом иврите и, похоже, их гораздо больше интересовало происходящее за окном, нежели события в далеком Израиле.
В поддень, когда я наслаждался коротким перерывом в делах и предавался земным радостям в виде кружки доброго венгерского пива, мне позвонила Рухама Авраам — тогда личный секретарь Нетаниягу, а ныне депутат Кнессета от Ликуда. Руха (как мы ее называли в узком кругу) просто рыдала в трубку: «Ивет, все кончено. Считай, что правительство пало. Все, один за другим, повадились к нам в канцелярию, все чего-то требуют, что-то вымогают, и Биби не выдержал, сломался. Мы в полной растерянности, никто не знает, что делать». Я немедленно прервал свою деловую поездку и назавтра был уже в Израиле. Из аэропорта я сразу же направился в канцелярию Нетаниягу. «Сейчас я бизнесмен, частное лицо, — сказал я премьер-министру, — и потому не могу возглавить твой предвыборный штаб, впрочем, это даже лучше. Но ты можешь на меня рассчитывать
— я полностью в твоем распоряжении и буду помогать всеми силами».
К своему удивлению, ни назавтра, ни через неделю, я не услышал от Нетаниягу ни звука. Уже позднее до меня стали доходить слухи о том, что, якобы, в кругу приближенных к Нетаниягу, состоявшем как из «лидеров» Никуда, так и из его ближайших советников, велись разговоры в духе:«Ивет
— электоральная обуза. Он вреден и лично Биби и всему Ликуду. Надо во что бы то ни стало удалить его от Нетаниягу».
Эта история стала, что называется, пределом допустимого. Дальнейшее мое пребывание в Ликуде, в «моем родном политическом доме», было бы предательством по отношению ко всему тому, во что я верил, ради чего пришел в свое время в политику и в Ликуд. Поймите меня правильно: дело было вовсе не в моей личной обиде на кого-то или на что-то. Дело было в том, что если до этого момента я и мог питать какие-то иллюзии и надежды на обратимость, глубинных процессов нравственного разложения верхушки Ликуда (анализ которых стал одной из «красных нитей» этой книги), то теперь мне стало окончательно ясно, что болезнь этой организации, имя которой своекорыстие и карьеризм, слишком запущена. Оставаться в Ликуде значило признать свое полное поражение в борьбе с этой хворью, да самому подвергнуться серьезному риску заражения.
