Зубы сводило. Мило, ах, дрянь! Что было на этой бумажке? Ведь одиночество, так? Одиночество?
Дрянь, дрянь, дрянь! Получи у меня!
Я успела ударить трижды — под колено, в живот и наподдать кулаком по подбородку, когда он согнулся, сцеживая сквозь зубы проклятия. Потом инстинкты волшебника все-таки взяли над мальчиком верх. Неведомая сила прижала мои руки к бокам и приподняла над полом так, что оставалось только извиваться и кусаться. Я и укусила, когда он выхватил меня из воздуха и осторожно опустился на кресло, пряча в своих объятиях. Ладонь, в которую вцепились мои зубы, мелко тряслась, пульс участился, но глупый ученик не делал никаких попыток освободиться. Только ласково поглаживал по голове, по спине, шепча бессмысленную успокоительную чушь. Кто-то из настырных аристократишек задал ему вопрос, и Мило принялся объяснять. Ровный, глубокий голос обволакивал, как теплый мед, как жар очага. Теперь начало лихорадить уже меня.
Ярость уходила, оставляя во рту солоноватый привкус крови. Постепенно голоса вокруг стали отчетливее, и уже можно было различить не только тембр и эмоциональный окрас, но и смысл слов.
— …неразрывно связаны, являясь продолжением друг друга. Громкость и яркость, тон и цвет… Мелодия в музыке сравнима с композицией в живописи. Единственное, на мой взгляд, коренное отличие в том, что картина воспринимается сразу, цельным впечатлением, а песня — это нечто длительное. Поэтому спор ваш не имеет смысла. Нельзя определить победителя, когда оценить результаты можно лишь полагаясь на личные пристрастия.
— Пожалуй, вы правы, — растерянно согласился Танше. Кажется, ему до сих пор было не по себе. Новичок при дворе — все еще. Привычные же к моим выходкам гости старательно делали вид, что ничего не происходит, не замечая, как по золотистой коже Мило скатываются вниз багряные капли.
Нехотя я разжала зубы, отпуская ладонь. От укуса остался четкий отпечаток-полукруг маленьких ровных ранок. Конечно, Мило мерзавец, не уважающий собственную наставницу, но все-таки… Мне было стыдно. Ржавый вкус на языке стал невыносимым. Из духа противоречия я еще раз склонилась, быстро слизнув кровь, и только после этого сдернула с шеи шарф и начала перевязывать руку.
Хотелось плакать, но глаза оставались сухими.
— Значит, дуэль наша окончена? — с деланным равнодушием осведомился художник. Пальцы, механически перебирающие бахрому на рукаве его камзола, выдавали сильное волнение. Беспокоится обо мне? Как лестно! Но на лесть меня не купишь… Или об исходе дуэли? Ах, эти самодовольные эгоистичные мужчины!
