Когда мы возвращаемся в дом, я тут же захожу в ванную комнату возле кухни. Я смотрю в зеркало и вижу, что мой рот распух и покраснел. Края губ как будто расплылись. Я жду, пока вода станет холодной, и умываюсь, несколько раз обливаю губы холодной водой и промокаю их полотенцем, потом опять смотрю в зеркало. Мой рот все еще распухший, и я знаю, что все сразу поймут, чем мы с Сайласом занимались в лесу. Но мне пора выходить из ванной, иначе все подумают, что меня тошнит.
Когда я вхожу в кухню, миссис Квинни стоит ко мне спиной. Она моет посуду, и я с запозданием понимаю, что не предложила ей свою помощь. Я извиняюсь за то, что мы ушли, и я не помогла ей с посудой. Она оборачивается, чтобы отшутиться, но слова застывают у нее на губах. Она смотрит на мое лицо. По-моему, ей не стоило бы так удивляться. Неужели матери не понимают, что происходит, когда юноша и девушка уединяются? Но этот момент кажется мне очень важным. Миссис Квинни такого не ожидала. Я затаила дыхание.
— Сайлас в другой комнате, — говорит она.
Как директор Академии Авери, я считаю, что эту ситуацию разрешили наихудшим образом. На протяжении последних двух лет я всячески пытался исправить тот значительный урон, который был нанесен репутации школы. Но все обстоятельства были против меня. Сначала на нас обрушилась пресса, затем многочисленные судебные иски. Нам никак не удается сбросить с себя этот печальный груз. Приблизительно через месяц наступит двадцать первое января, и перед административным зданием опять выстроится шеренга грузовиков, из которых выпрыгнут газетчики и начнут расспрашивать всех студентов подряд. Я совершенно отчетливо представляю себе, как будут начинаться их статьи. «Прошло два года после трагического случая с изнасилованием девятиклассницы в Академии Авери…» Пожертвования ничтожны, заявлений поступает все меньше, соответственно, особыми успехами мы похвастать не можем. Мы бы не оказались в таком дерьме, если бы Майк Бордвин не попытался замять это дело, если бы он немедленно передал бы трех студентов полиции, вместо того чтобы вымогать у них признания. Ну, неприятностей избежать бы все равно не удалось, но их масштаб был бы намного скромнее. Можно было сослаться на испорченность одного-двух парней. После того, как Бордвин приложил к делу свою руку, испорченной выглядела уже вся школа.
Хотя мы об этом тогда не догадывались, но еще в понедельник кто-то выложил в Интернет целые куски той записи. К счастью, качество изображения было отвратительным, но я не сомневаюсь, что эту выборку посмотрели очень многие. Зная Роба и Сайласа, можно только удивляться, что они сразу же не явились к директору с этой информацией, хотя трудно предвидеть, как поведет себя тот или иной человек перед лицом столь унизительных улик.
