Я всем телом чувствую, как он напряжен. Кровать поскрипывает каждый раз, когда он встает, чтобы показать мне что-нибудь еще. Одна из собак начинает лаять, и Сайлас вскакивает и подходит к окну. Глядя на его спину, я чувствую облегчение, которое испытывает он. «Это всего лишь почтальон», — говорит он, возвращаясь обратно. Я слышу шум машин, спускающихся с холма на въезде в Авери, этот ни на секунду не прекращающийся гул. От него нет спасения даже в деревне.
— Вот, — говорит Сайлас.
Для баскетболиста Сайлас совсем не высокий, но у него Широкие плечи, и он очень сильный. Я убедилась в этом, Наблюдая за его игрой. Когда он ведет мяч, кажется, что он его избивает. Вот уже две недели мы с Сайласом встречаемся в таких местах, где раньше даже не замечали друг друга. В вестибюле после занятий. У двери в столовую. В общем зале. Иногда я вижу его издалека в компании друзей и почему-то сразу понимаю, что он тоже меня заметил, хотя он и виду не подает. Это сказывается на его походке и осанке. Он сразу как будто настораживается.
У Сайласа карие глаза с прозеленью и волосы, торчащие вихрами во все стороны. Поэтому он все время носит бейсболку и снимает ее только в школе на время занятий. Таковы правила. Когда он снимает кепку, волосы у него не оказываются примяты к голове, как у других парней. Они немедленно выпрямляются, и кажется, что они живут своей жизнью. Так я и воспринимаю Сайласа: как человека, живущего своей жизнью.
Он косится на меня и снова отворачивается. Между нами стоит вопрос, что мы будем делать в оставшиеся в нашем распоряжении полчаса.
Мы сидим на кровати в его спальне.
Я хочу этого, и я не хочу этого.
Он хочет этого, и он не хочет этого.
Неожиданно он спрашивает, умею ли я играть в «богл».[13]
Я смеюсь. Мы даже ни разу не поцеловались.
Я в школьном репетиционном зале. Здесь такая кошмарная акустика, что я не понимаю, как это помещение могло стать репетиционным залом. Потолки и окна очень высокие, стены обшиты деревом, как будто здесь раньше была библиотека. Когда я репетирую, все слышно в коридоре, но мне все равно. Играя, я переношусь в другое измерение, где даже в ремя движется не так, как на уроке математики. В эти минуты для меня не существует ничего, кроме музыки.
Я кладу скрипку в футляр и открываю дверь. Сайлас стоит в другом конце коридора, прислонившись к стене. Он не пытается делать вид, что разглядывает развешанные на стене картины, написанные студентами нашей школы. И он не смотрит в сторону.
