Если жизнь есть смена случаев, то в моей жизни они чередовались быстро. После трех лет пребывания во Франции и в Германии я возвратился в Англию с целью пройти окончательную подготовку к гражданской службе в Индии. Судьба и моя склонность к странствованию определили другой путь. В 1908 году мой дядя, один из пионеров резиновой промышленности в Малайских штатах, приехал с востока домой и воспламенил мое воображение баснословными рассказами о богатстве, которое можно с легкостью приобрести в этой фантастической и волшебной стране. В моей крови уже закипело стремление к путешествиям, желание увидеть новые страны, испытать
™* точения Я решил связать свою судьбу с Н^овьп^. плантаторами и отправился на восток.
^ стданческие годы в Берлине и Париже я провел JfJ и безупречно. В Германии страстное поклонение даже теперь я могу прочесть наизусть большую часгГ^Иетермеццо» и «Возвращения на родину» — ПрИ ло к невинному роману с дочерью одного немецкого морского офицера. Лунными ночами я скользил в лодке по Ванзее и вздыхал за кружкой пива на террасе кафе Шлахтензее. Я пел в присутствии ее матери самые новые и самые чувствительные венские и берлинские песенки. И я овладел немецким языком. Но у меня не было ни авантюр, ни проделок, ни эксцессов.
Во Франции я увлекался экзотическим сентиментализ мом Лота, которого я однажды встретил и чьи эксцентрич ные и аффектированные манеры не излечили меня от восторга, который я испытываю по сей день перед очаро ванием его прозы. Но я проливал в одиночестве слезы над чтением «Ле Дезеншантэ». Я наизусть выучил прелестные письма Дженан. Тремя годами позже это сослужило мне хорошую службу во время моего экзамена на консульского чиновника. Но я не пытался подражать длинной серии «Мариаж де Лота». Теперь восток выводил меня на широкую дорогу неограниченных искушений.
Ни одно путешествие не произвело на меня такого очаровательного впечатления, как первая поездка в Син гапур. Она сохранилась в моей памяти как прекрасный сон наяву, в котором я помню каждый эпизод и который никогда не перестает служить мне утешением в моменты грусти.
Значительно более отчетливо, чем у многочисленных спутников по путешествию, с которыми мне приходилось впоследствии встречаться, я могу воссоздать перед моим умственным взором капитана, стюарда курительной, мат росов, толстого романтичного казначея и трех герман ских морских офицеров, которые являлись моими единственными серьезными соперниками за первое место в спортивных играх на палубе.
