Он повернул ко мне свое узкое внизу лицо, поднял его к небу, и я увидел написанное на нем восхищение.
- "То мельница, то соловей", - повторил он. - Вы понимаете, как это прекрасно? Лучше уже не скажешь! Он сидит ночью один, весь во власти охватившей его душу любви - единственной, неповторимой любви... сидит, окруженный запахами, звуками, какими-то неопределенными зрительными образами, - и его внимание не в силах сосредоточиться на чем-нибудь одном: то его полностью поглощает блеск замороженной дали; то вдруг он ничего не ощущает вокруг, кроме запаха ночной фиалки; то он слышит мельницу, заглушающую соловья; то - соловья, заглушающего мельницу; и все это - одна всепоглощающая любовь. "Мой ангел, мой ангел далекий, зачем я так сильно люблю", - глухо, почти с отчаянием проговорил Бунин заключительную строчку.
Кто вернет мне эту ночь!
- Ну, так как же вы, милстивсдарь, опишете все это? - бодрым голосом сказал Бунин.
- Я бы описал так, - ответил я, - черный силуэт трамвайного столба с перекладиной в виде коромысла наверху и рядом яркая луна. Все.
- Молодец, - сказал Бунин, - именно так и надо, - и снова глухо забормотал стихи одно за другим, не делая между ними пауз и не оттеняя строф, из цикла "К Офелии" того же Фета: - "Офелия гибла, и пела, и пела, сплетая венки; с цветами, венками и песнью на дно опускалась реки... Ах, много по жизни мелькнуло, - с глубоким вздохом прошептал Бунин, - дней светлых безумной тоски, и счастье давно потонуло, лишь песни плывут да венки..."
Такие слова, как "дней светлых безумной тоски", он старался как бы совсем не произносить, "пробросить", и я понял, что он стесняется за Фета, а самое главное для него: "лишь песни плывут да венки". Эту строчку он проговорил с таким глубоким чувством, сделал такой плавный и бессильный жест рукой, как бы провожая эти песни и венки, уплывающие куда-то по реке времени в невозвратимую даль.
Вслед за этим, без перерыва, он стал пускать вдаль уже свои собственные венки и песни, совершенно новые, которых я до сих пор не знал, иные из них, может быть, лишь сегодня написанные:
- "...Этой краткой жизни вечным измененьем буду неустанно утешаться я, - этим ранним солнцем, дымом над селеньем, в алом парке листьев медленным паденьем и тобой, знакомая, старая скамья. Будущим поэтам, для меня безвестным, бог оставит тайну - память обо мне: стану их мечтами, стану бестелесным, смерти недоступным - призраком чудесным в этом парке алом, в этой тишине..."
