- Стихи? Нет, нет! Только, умоляю вас, не теперь. Вы же видите - я занят. В эти часы я никого не принимаю. Как вы сюда попали?
Он отпрянул от меня и смотрел с ужасом на мои рукописи, которые я уже начал торопливо перелистывать. Мы были во всем доме одни. Его положение было безвыходным.
- Лида! - крикнул он слабым голосом, но, вспомнив, что жена уехала в город за покупками, махнул рукой и сдался.
Обливаясь потом и все время кашляя, я прочитал ему свои стихи. Он сделал томным, красивым голосом избалованного женщинами известного писателя несколько вялых замечании, а потом разошелся, и, когда я спрятал свою рукопись, он, несколько юмористически сверкнув глазами, погладив кисточку своей серебряной бородки, сказал сладостно-кондитерским голосом:
- Ну уж, так и быть. Теперь моя очередь. Держитесь, Валя. Сейчас я вас убью. - С этими словами он вынул из письменного стола толстую сафьяновую тетрадь и один за другим стал с упоением читать сонеты, написанные, как он объяснил, вчера во время бессонницы в один присест, залпом: - "Седые пейсы. Острый взгляд. Шейлок. Неровными зубами, торопливо он развязал заветный узелок. Таилось в нем сокровище на диво: жемчужина Персидского залива. Из мрака он на свет ее извлек и сам, гордясь, любуется ревниво..." - и так далее и шикарный конец: "...она живет и дышит, и - о, боже! - я слышу вздох: зачем меня хавас достал со дна для этих жадных глаз!"
Разумеется, я был убит наповал. Вот это настоящий поэт! И с этого дня стал страшным почитателем и учеником Федорова, который вскоре привык ко мне и не без томности говорил знакомым:
- Это Валя. Молодой поэт. Мой талантливый ученик. Мы читаем друг другу стихи.
Эта идиллия продолжалась довольно долго, но закончилась как-то вдруг, когда в один прекрасный день расчувствовавшийся Федоров томно сказал:
- Ах, Валя... Все это, откровенно говоря, вздор. Хотя мой учитель Майков и считал меня самым талантливым своим учеником и предсказывал мне блестящую будущность, - при этом Федоров посмотрел на фотографию старика с черно-серебряной бородой, в строгих железных очках - поэта Майкова - с автографом, - но, по совести, какие мы с вами поэты? Бунин - вот кто настоящий поэт. Вы читали Бунина?
- Нет.
- Вы не знаете стихов Бунина? - ужаснулся Федоров. - И ничего о нем не слышали?
- Смутно, - соврал я. - В каком-то журнале. Длинно и скучно. Даже, кажется, без рифм. Впрочем, кажется, это был не Бунин.
Федоров с молчаливым укором посмотрел на меня, подошел к громадному, во всю стену, книжному шкафу, вытянул с полки книгу и стал ее перелистывать.
