И жизнь теряла вкус и слух,
Опустошенная дотла
Бризантным громом в пух.
И в гром погромов, в перья, в темь,
В дуэли бронепоездов:
- Полжизни за Московский Кремль!
- Полцарства за Ростов!
И - ничего. И - никому.
Пустыня. Холод. Вьюга. Тьма.
Я знаю, сердца не уйму,
Как с рельс, сойду с ума.
Полжизни - раз, четыре, шесть...
Полцарства - шесть - давал обет,
Ни царств, ни жизней - нет, не счесть,
Ни царств, ни жизней нет...
И только вьюги белый дым,
И только льды в очах любой:
- Полцарства за стакан воды!
- Полжизни за любовь!
1922
РУМФРОНТ
Мы выпили четыре кварты.
Велась нечистая игра.
Ночь передергивала карты
У судорожного костра.
Ночь кукурузу крыла крапом,
И крыли бубны батарей
Колоду беглых молний. С храпом
Грыз удила обоз. Бодрей,
По барабану в перебранку,
Перебегая на брезент
Палатки, дождь завел шарманку
Назло и в пику всей грозе,
Грозя блистательным потопом
Неподготовленным окопам.
Ночь передергивала слухи
И, перепутав провода,
Лгала вовсю. Мы были глухи
К ударам грома. И вода
Разбитым зеркалом лежала
Вокруг и бегло отражала
Мошенническую игру.
Гром ударял консервной банкой
По банку... Не везло. И грусть
Следила вскользь за перебранкой
Двух уличенных королей,
Двух шулеров в палатке тесной,
Двух жульнических батарей:
Одной - земной, другой - небесной.
1922
СУХАЯ МАЛИНА
Малина - потогонное.
Иконы и лампада.
Пылает Патагония
Стаканом, полным яда.
- Зачем так много писанок,
Зачем гранят огни?
Приходит папа: - Спи, сынок,
Христос тебя храни.
- Я не усну. Не уходи.
(В жару ресницы клеются.)
Зачем узоры на груди
У красного индейца?
Час от часу страшнее слов
У доктора очки.
И час не час, а часослов
Над гробом белой панночки.
Бегут часы, шаги стучат,
По тропикам торопятся.
- Зачем подушка горяча
И печка кровью топится?
Зовет меня по имени.
(А может быть, в бреду?)
- Отец, отец, спаси меня!
Ты не отец - колдун!
- Христос храни. - До бога ли,
Когда рука в крови?
- Зачем давали Гоголя?
Зачем читали "Вий"?
1922
ПОЛЕТ
Во сне летал, а наяву
Играл с детьми в серсо:
На ядовитую траву
Садилось колесо.
Оса летала за осой,
Слыла за розу ось,
И падал навзничь сад косой
Под солнцем вкривь и вкось.
И вкривь и вкось Сантос Дюмон
Над тыщей человек
Почти что падал, как домой,
На полосатый трек.
Во сне летал, а наяву
(Не как в серсо - всерьез!)
Уже садился на траву
Близ Дувра Блерьо.
Ла-Манш знобило от эскадр,
Смещался в фильме план,
И было трудно отыскать
Мелькнувший моноплан.
Там шлем пилота пулей стал,
