Я хотел бы сказать, что это был счастливейший день моей жизни, но этот день еще должен был прийти. Несомненно, я был счастлив. Но та часть меня, которая вырабатывает чувства, была перегружена в течение всего уикенда, и ощущение значимости только что происшедшего было притуплено. Мы прервали утреннее заседание перед полуднем и я предполагал пойти к телефону, чтобы позвонить митрополиту Филиппу. Но я встретил друга на факультете Свято–Владимирской семинарии и не успел. К тому времени, как мы закончили ленч, пора было возвращаться на заседания.
Мы закончили работу чуть раньше 4 часов и я быстро покинул помещение, спеша позвонить в Иглвуд. Ответила Кэти Мейер.
— У меня есть кое–какие хорошие новости для митрополита, если он на месте, — сказал я.
— Епископ Питер, благодарю Вас за звонок, — сказал митрополит, взяв трубку.
— Я с радостью сообщаю Вам, что нашим ответом является «да», но мы хотели бы сообщить вам об этом лично. Если мы заедем в 3 часа дня в среду, не могли бы Вы выйти на порог и дать нам благословение? Я имею в виду, самое большее, пять минут.
— Кэти, буду ли я здесь в три часа в среду? — спросил он мимо трубки. Что–то невнятно донеслось из другой комнаты о необходимости уйти с какой–то встречи.
— Я буду счастлив видеть вас. Приезжайте в три.
На следующее утро я сказал своим в начале собрания, что мы должны пообещать друг другу быть краткими в среду.
— Митрополит прерывает что–то для встречи с нами, — сказал я. — Давайте появимся точно вовремя, я скажу «да» от имени нас всех, попросим у него благословение и уедем.
Мы провели за обсуждением дел ЕПЦ весь вторник и утро среды. После ленча в среду мы быстро сели в свои автомобили и за 40 минут доехали до Иглвуда. В 2:55 последняя машина припарковалась к тротуару. На минуту мы собрались на дороге.
— Давайте подойдем вместе по дорожке к ступеням парадного входа. Диакон Говард Шеннон постучит в дверь, а дальше буду действовать я. Помните, максимум пять минут.
Мы спустились по дорожке и встали вместе у подножья лестницы. Диакон Говард постучал и диакон Ханс подошел к двери, сопровождаемый митрополитом.
— Входите, — сказал митрополит Филипп, жестом приглашая нас внутрь.
— Спасибо, Ваше Высокопреосвященство, но вы заняты, а все, что мы хотим — это сообщить Вам о нашем решении и попросить Вашего…
— Я сказал, входите, — прервал он, может быть, немного взволнованно. — Ханс, ведите их сюда. Проходите, проходите.
Митрополит направился в банкетный зал в задней части дома и мы вынуждены были проследовать за ним. Я взглянул вперед — и не мог поверить своим глазам. Столы были расставлены в форме буквы «П», перекладина которой находилась в передней части комнаты, а палочки шли вдоль стен. Они были покрыты скатертью и уставлены фарфором, серебром, хрусталем и бесчисленными подносами со всевозможными видами восточных кондитерских изделий. Слезы навернулись мне на глаза, когда митрополит жестом предложил нам выбрать места и сесть. Сам митрополит Филипп остался стоять на своем месте в центре.
