Возвращение домой | страница 21



— Это означает, — сказал нам Спаркс, — что в ранней Церкви существовали два основных чинопоследования богослужения, которые составлялись друг с другом, образуя единую литургию.

Первая часть называлась синаксис, что означает просто «встреча». Она была составлена по образцу богослужения, проводившегося в еврейских синагогах в годы, непосредственно предшествовавшие явлению Христа. Для иудеохристиан было естественным сохранить основные формы молитв, пения гимнов, чтения Писания и проповеди.

Второй частью раннехристианской литургии была Евхаристия, что значит «благодарение». Это часть богослужения, в которой подготавливается и совершается причастие. Форма этой службы основана на литургии, совершавшейся ветхозаветным священником в храме, но в качестве жертвы здесь приносятся не быки и козлы, а Тело и Кровь Христа.

— И именно об этом говорится в 11 главе первого послания к Коринфянам? — спросил кто–то.

— Да, и, собственно говоря, эти установительные слова всегда повторялись в христианском богослужении с самого начала, — ответил Джек.

— Но, Джек, не считаешь ли ты, что литургическое богослужение приведет к духовному упадку и утрате жизненности? — спросил я. — Я знаю церкви, которые практикуют литургию и, тем не менее, кажутся мертвее дверного гвоздя.

— Честно говоря, я знаю пока недостаточно, чтобы ответить на твой вопрос, — сказал он. — Я уверен, что мы решим эту проблему по мере продвижения в нашем исследовании. Но несомненно одно: Израиль был литургическим на протяжении всей своей истории, и доказательством этого служит Ветхий Завет. Был ли он с Богом или нет, но его богослужение было неизменно литургическим. И Церковь Нового Завета, согласно древнейшим источникам, была литургической с момента своего возникновения. Это то, из чего нужно исходить. Остальное нам предстоит выяснить позднее.

Чем больше, мы всматривались в схему реального богослужения, записанную Иустином Мучеником, тем больше она нам нравилась и тем больше смысла мы в ней находили. Постепенно нам стало ясно, что, хотя мы называли себя непосредственными, наша непосредственность сама по себе стала неким шаблоном. Мы фактически создали своего рода литургию.

Я вспомнил наши домашние церкви. Те же люди сидели на тех же стульях каждое воскресное утро; «непосредственные» молитвы были каждый раз в основном одинаковыми; у каждого был набор любимых песнопений; проповедь произносилась в одном и том же месте службы; и мы всегда заканчивали причастием. Кстати сказать, в своей основной форме схема того, что мы делали в воскресенье утром, не так уж сильно отличалась от порядка, описанного в 150–м году.