Федоров был одержим своими замыслами настолько, что к настоящей живой действительности относился с пренебрежением и презрением. Большую часть жизни, точнее, ее внешнюю часть, он провел как отшельник, нарочито демонстрируя свой аскетизм и «одиночество среди людей». Питался он самым дешевым черным хлебом, спал не больше трех-четырех часов в сутки. При этом вместо кровати использовал голый жесткий сундук, напоминающий гроб, а под голову вместо подушки клал стопку книг. Одежду он не менял, почти все свое жалование, заработанное на посту школьного учителя, а позже библиотекаря, раздавал знакомым и малознакомым людям. Он не имел ни семьи, ни детей, не делал карьеры и не старался зарабатывать деньги. Он не мог позволить себе отвлекаться от самого главного.
Его проекты абсолютное большинство тех, кому доводилось с ними ознакомиться, воспринимало и расценивало как сугубо фантастические и утопические, ничего общего не имеющие с реальными перспективами научного познания и планами совершенствования человека и мира.
Особенно запутали всё те, кто усматривал в нем всего лишь православного богослова, хотя и не принадлежавшего к официальной церковной иерархии, а в его философии Общего Дела — только богословское учение, благодушно не желая видеть его практических последствий. Столь односторонняя, искажающая суть дела оценка и самого Федорова, и его учения крайне затруднила их адекватное восприятие, нанеся тем самым серьезный ущерб будущим поколениям.
Кроме воскрешения всех уже умерших людей и отрицания смертности как неотъемлемой характеристики человека, особое внимание среди его идей заслуживает мысль о необходимости регуляции стихийных природных процессов с опорой на успехи науки и техники.
Не случайно именно через Федорова закулисное правительство планеты впервые начало транслировать и культивировать принципиально новое умонастроение «человеческого стада» — неприятие смерти. Неприятие вопреки целостному пониманию этого феномена и вне осознания взаимосвязи его с жизнью.
Сегодня уже не секрет, что сам Федоров был не просто аристократом, чудаком-альтруистом, адептом кавказской йоги[26] и тайным масоном. Еще он был вампиром. И именно этим, наряду с тяжелыми детскими и юношескими переживаниями, объясняются многие странности его поведения и маниакальная идея воскрешения и бессмертия. Надо отдать ему должное: всю жизнь он боролся со своей природой, уповал на науку и на более совершенный социальный порядок. Выработанные им моральные принципы понуждали его мечтать о грядущих успехах науки и техники, а также об урегулировании стихийного хода природных событий, с неизбежностью порождающих смерть, — таким образом, чтобы удалось устранить ее из бытия людей и, разумеется, вампиров, и воскресить всех тех, кого она постигла. Научные достижения последних лет делают осуществление его идей все более реальным.
