.
У моих родителей было ангельское терпение, они многое мне прощали — ведь я был единственным ребенком. Но периодически я начинал донимать их вопросом: «Как может некто, пусть даже и сын Бога, родиться дважды, и не позволяло ли это Ему при жизни праздновать каждый год два дня рождения?» Мне действительно было интересно, но родители богословские споры вести не умели и не любили. Подобные вопросы доводили их до бешенства, напоминая о некоторой нелегитимности их супружества. Беседа превращалась в потасовку они начинали с криками бегать за мной по всему дому а потом, когда я забивался в какое-нибудь недоступное место, уже друг за другом. Отец был сильнее, но мать проворнее и коварней. Пока он замахивался на нее кулаком, она уже успевала выхватить кухонный нож или выбежать на улицу с воплем: «Помогите! Этот русский медведь хочет убить меня и ребенка!» Потом они, разумеется, мирились, а чтобы притупить чувство вины перед любознательным дитятей, давали мне немного денег — на кино или аттракционы.
А однажды все неожиданно закончилось. Как-то поздно вечером мама в припадке ревности примчалась к отцу на работу и застала его там, на рабочем месте, то есть в морге. Но не очередным трупом он был увлечен, а юной мулаткой-медсестрой. Я до сих пор не знаю, что же произошло в тот вечер; мне сказали — несчастный случай. Так или иначе, но отца я больше не видел. Конечно, я присутствовал на похоронах, но почему-то был твердо уверен: то, что лежит в гробу — не мой отец. Он где-то в другом месте, далеко отсюда, может быть, в своей загадочной России, или странствует по звездному небу, которое он так любил...
С матерью после этого я общался мало, так как вскоре обучение мое продолжилось в закрытом интернате, и дома я бывал только на каникулах. В мой последний приезд перед поступлением в университет мать отдала мне часть отцовских вещей, в том числе и те, с которыми он впервые ступил на землю американского континента. Особенно меня заинтересовала толстая тетрадь с пожелтевшими от времени листами, густо исписанными его рукой. Я сразу понял, что это личный дневник, хоть и написан он был на малопонятном мне русском языке. Во многом эта рукопись определила мой дальнейший жизненный путь.
Потом была учеба в университете, занятие нелегальным бизнесом по ввозу в США психоделических веществ из Мексики и Перу нелады с законом, путешествия, встречи, расставания, избавление от наркозависимости, приобщение к старым и новым духовным традициям и даже тоталитарным сектам
