— Вы офицер по профилактике преступлений? — спросила она.
— Да. Сержант Данлеп. — У Порки были приятные манеры, ибо он часто общался с влиятельными гражданскими лицами. Сержант привычно улыбнулся, размышляя, что означает этот визит. Обычно те, с кем он имел дело, не появлялись в полицейском участке, разве что им нужно подать жалобу. И тогда он советовал поговорить с детективом. — Чем могу быть полезен?
— Офицер внизу у входа сказал, что мне нужно обратиться к вам по поводу преступления, свидетельницей которого я стала. Мое имя Сильвия Кауфман.
Порки Данлеп заерзал на стуле, так как хорошо понимал — над ними обоими зло пошутили. Эта женщина, должно быть, сумасшедшая, и дежурный просто хотел от нее отделаться. В то же время он не хотел ее обидеть: на случай, если внучок старушки работает в системе Си-би-эс.
— А когда случилось это преступление? — спросил Данлеп. Он пытался вспомнить, как оформляют жалобу, поскольку не работал с такими документами уже много лет.
— Вчера вечером. Я была к квартире Анны Боннастелло почти до полуночи. Два года назад у нее случился микроинфаркт, и ей требуется помощь в уборке квартиры. Квартира Анны на первом этаже, так же как и моя, только в противоположных концах дома…
— Назовите, пожалуйста, адрес, чтобы я представил себе, где это произошло. Дело в том, что наш сто пятнадцатый участок обслуживает довольно большую территорию.
— Дом номер. 337–11 по Тридцать седьмой улице. В двух кварталах от того места, где Бродвей пересекается с Рузвельт-авеню.
— Это место называется Холмы Джексона, не так ли?
— Да, так. — Сильвия Кауфман замолчала в ожидании следующего вопроса.
Она была худощава и держалась прямо. Лет шестьдесят пять, но все еще достаточно уверена в себе и выглядит довольно бойкой. Наверное, ей самой болезни незнакомы, если она еще помогает больным.
Правда, изредка она думала о смерти, но считала, что сможет продержаться на ногах до самого конца. Сильвия Кауфман не тратила жизненную энергию на недомогания, она провела тридцать пять лет в системе государственных школ, не взяв ни одного больничного.
Порки Данлеп все еще молчал, и она продолжала свой рассказ:
— Проходя по коридору западного крыла здания, в котором живу, я стала свидетельницей акта публичной проституции и хотела бы подать жалобу по этому поводу.
Услышав слова «публичная проституция», Порки Данлеп внутренне напрягся, хотя сохранил на лице выражение, которое появлялось, когда он выслушивал воспоминания какого-нибудь бизнесмена в клубе «Элкс». Обычно бизнесмены рассказывали ему, как их ограбили.
