Жаль, что не на Московский. Я Московский вокзал больше люблю. Он такой… Питерский он такой. Московский – питерский… А Ладожский – он московский. Смешно, правда?
На Московском как? Идешь через длинный зал, подмигиваешь бюсту Петра, потом выходишь на площадь Восстания. Как правило, там кладут асфальт. Или на ней самой, или на Лиговском проспекте.
Кстати, не могу я в Питере говорить так, как говорят все, – Лиговка, Грибанал, Васька…
Слишком я… Люблю? Уважаю? Застываю в почтении – вот! – перед Питером. Лиговский, канал Грибоедова, Васильевский…
Питер не любит панибратства.
Поэтому он всегда меня встречает солнцем. Вот поди ж ты! Утром проснулся в Тихвине. Сумрачно. Низкие осенние тучи над дикими лесами Заладожья. А вот Волховстрой проехали – солнце стало раздвигать лучами хмарь неба.
Удивительно, но я не видел знаменитых питерских дождей. Только солнце, солнце, солнце!
Мимо меня потянулись к выходу пассажиры вагона.
А мне спешить некуда. Я своим рюкзаком поубиваю тут всех нафиг. Он у меня большой. На сто двадцать литров. В высоту это… Ну… Майклу Джордану по пояс будет. А мне по грудь.
Приехали, кажется?
Поезд замедляет ход…
Затягиваю шнурки на берцах…
Застегиваю молнию на штормовке…
Последняя пассажирка – двадцатилетняя девочка, косившая на меня своими оленьими глазами весь вчерашний вечер, когда я мимо нее ходил курить, – презрительно вильнула круглой попкой, когда прошла к выходу. И нарочно – ну конечно же, нарочно! – задела меня своей спортивной сумкой.
Иди, девочка, иди. Тебя ждет Питер. Тебя ждет Зимний, Ростральные, Петергоф, Невский, Царское Село.
Они меня не ждут.
Меня ждет война.
Выхожу на перрон. Закуриваю…
Ну, здравствуй, Питер! Давно я тебя не видел. Целый год. С прошлой «Вахты Памяти».
Ах да. Я же забыл рассказать. Я – поисковик. Шестнадцать лет я катаюсь на Великую Отечественную.
Синявино, Чудово, Мясной Бор, Демянск, Севастополь, Одесса…
Этой весной опять в Синявино.
Наши уже уехали туда еще в апреле. Двадцатого. Я вот подзадержался. Работа, знаете ли.
Кто-то работает для того, чтобы есть, кто-то ест для того, чтобы работать.
Я работаю – чтобы хоронить.
Сегодня уже первое мая. Сегодня уже буду работать.
Привет, эскалатор!
Нет, все-таки Ладожский – дурацкий вокзал. Надо подняться на второй этаж, потом пройти по нему и спуститься в метро. А чтобы выйти на улицу – необходимо по серпантину лестниц шагать вниз до пота под рюкзаком.
Все же Московский лучше. И красивее.
Иду и по привычке отслеживаю ментов боковым зрением. Главное, на них не смотреть. Они как собаки – прямой взгляд вызывает агрессию и желание укусить, то бишь проверить документы. Впрочем, сейчас мне нечего бояться – я еду ТУДА. От меня еще не пахнет порохом. А будет пахнуть, будет…
