и Ингибьёрг.
[100] Единственное, чем мы отличаемся, — это тем, чем вообще мужчины отличаются от женщин. Я пошире в плечах, но лицо то же, только у нее все меньше и субтильнее, кроме глаз и губ. Вот оно что: женщинам достались самые лучшие органы чувств Вкус и зрение. А нам, яйценосцам, — обоняние и слух Вот именно. Под конец мы превращаемся в старые подушки с огромным носом и ушами: разбухшая длинная картофелина и тяжелые мясистые лопухи, и везде волосы. В одной передаче рассказывали, что нос и уши — единственные места, где волосы у человека продолжают расти даже в морге. Некоторые даже дух испускают от густоты волос в носу.
Наши глаза встречаются в зеркале, а за ним — «Таинственное исчезновение таблетки». Вот так.
Когда мы выходим: Сара и Лолла рука в руке. Мама прощается с папой.
«Ну, — думаю я, — облобызайтесь хоть разочек for old times sake,[101] хотя бы ради нас с Эльсой!»
Эльса: А ты у мамы останешься до Нового года, так ведь?
Лолла: Да, а может, и дольше.
Эльса: Может, вы с Хлином придете к нам тридцать первого, раз мама все равно уезжает на север.
Лолла смотрит на меня. Я очками сигнализирую: нет, нет, нет. Хотя это на самом деле очень трудно. Она говорит:
— Ну, не знаю, наверно.
Когда Эльса целует меня, маленькая висюлька в моей голове начинает выпевать старый рождественский шлягер. Песню Эйрика Хёйкссона и Хатлы Маргрет (ц. 125 000): «Мои подарок ты откроешь — / Он дороже всех сокровищ / Я царю над твоими мечтами». У меня фальшиво получается.
Мы досубарились до центра города. Рождественская тьма воспринимается почему-то более сносно. Точно так же, как святая вода вкуснее простой. Наверно, это самый лучший опохмелятор. Так говорят. Они сидят впереди, шерочка с машерочкой, а Хлин Бьёрн на заднем сиденье, шестилетний, небритый.
Хлин: Ну, Лолла, тебе не расхотелось вливаться в нашу семью?
Лолла: В семью?
Хлин: Да. You are family.[102] Теперь ты — наша семья, Лолла. Это было испытание. Но ты его выдержала.
Лолла: Да ну?
Хлин: Да. Саре вон в прошлый раз пришлось петь псалом «Вифлеемская еда». Жалко, что у них кассета закончилась раньше.
Мама: «Вифлеемская звезда».
Хлин: Да-да, вот именно. Ее заставши это петь. «Вифлеемскую звезду».
Мама (к Лолле, но смотря в сторону Большого проспекта): Такой уж он у нас.
До меня это не сразу доходит, я подвигаюсь вперед между сидений.
Хлин: Что ты сказала?
Мама: Ничего. Я с Лоллой разговаривала.
Хлин: Да что у вас за тайны мадридского двора? Что там между вами?
