101 Рейкьявик | страница 3
— Как ты там?
— Да ничего.
— Ты вчера в бар ходил?
— Нет. А что там было?
— Да ничего. Мы потом все поехали к Ёкулю домой.
— И что? И как вы там?
— Ну… Там ваще… Полная невменяемость…
— Герлы какие-нибудь были?
— Ну да. Была Лова, а еще Солей, и еще эти две, ну, вешалки.
— И как они? Стоили того, чтоб на них повеситься?
— Ага. Одна вся такая из себя — как из «Милана», а другая скорее как из «Шитья и кройки».
— И что? Это они сейчас у тебя?
— Нет, это телевизор. А ты чем занимался?… Слушай, а я твоего отца видел. Мы с Марри… это… пошли в «Замок» и там его встретили. Клевый мужик.
— Врешь!
— Да ты что, он у тебя классный: в стакан нам наливал, а потом пригласил к себе домой.
— И как вы, поехали?
— Нет, у него было две вписки.
— А ты уверен, что это был он?
— Ну что ты, Хлин, что я, Седобородого не знаю?
— А выглядел он как?
— Неплохо. Скажем так, трехдневной давности.
— Совсем, что ли, в ауте?
— Ага. Совсем в дымину, но в ударе, то есть с ним было по кайфу общаться.
— Да…
— И он все время говорил о твоей маме… и о тебе… Надо тебе с ним встретиться, поговорить.
— Гм…
— А ты вообще как, вечером никуда не идешь?
— Да не знаю… А ты что предлагаешь?
— Да обычная программа, «К-бар» или «Замок»,[6] там полный атас, там ты старика и найдешь.
— А когда вы туда заходили?
— Где-то в час.
— Не знаю, не знаю…
— Ну, я могу тебе попозже звякнуть.
— Да.
— Хлин!
— Трёс!
Мама работает в отделе импорта. Мама — это отдел импорта. Маму зовут Берглинд Саймундсдоттир. У мамы красная «субару». Мама приходит с работы между пятью и шестью. Иногда с ней приходит Лолла и остается на ужин. У Лоллы полное имя Олёв, как по батюшке, не знаю. Дочь какого-то не то Харальда, не то Хардара. Лолла — лесбиянка. Давно уже. Осенью отметила пятнадцатую годовщину своего лесбиянства. Того и гляди, Ассоциация лесбиянок Исландии премирует ее золотыми часами. А мама — отдел импорта. Мама всегда мне что-нибудь приносит. Майку, кока-колу, ремень, поп-корн, печенье. Сегодня она вернулась в 1735 году. Слышу шуршание целлофанового пакета, а потом она три раза стучит в дверь перед тем, как войти.
— Здравствуй, сынок. Не знаю, как тебе это… Это было в магазине «Бонус».[7]
И она бросает на кровать трое трусов в упаковках из громко шуршащего целлофана, а я тем временем отворачиваюсь от компьютера. Затем она проходит в комнату, перекладывает трусы с кровати на ночной столик и начинает убирать постель.
— Ну, как ты сегодня? У тебя тут душно, Хлинчик, ты бы хоть окно открыл.