Если бы в нас была действительно стихия любви, то она изливалась бы на всякого–на доброго и злого, на приятного и отвратительного.
Но как это возможно? — Заповедь Евангельская не может быть неисполнимой, иначе бы Евангелие оказалось бы собранием прекрасных слов, неприменимых к жизни. К таким словам относится и слово о любви к врагам. Как возможна такая любовь?
Два обстоятельства закрывают нам путь к пониманию этой заповеди: первое, это что мы не исполнили предыдущей заповеди — «Если кто хочет идти за Мной, да отвержется себя» — заповедь о нищете духовной. Только на пути отречения от себя и своего, от своих симпатий и антипатий, суждений, привычек, точек зрения, можно понять Евангелие, и, в частности, заповедь о любви к врагам.
Второе — надо отказаться и от той точки зрения, что в человечестве есть два враждебных стана, две породы людей: праведные и грешные, предназначенные блаженству и обреченные гибели. Этого нет. Мы все грешны, все поражены первородным грехом, а за всех нас пострадал Господь. Он друг грешников. Он предостерегает считающих себя праведными, что мытари и блудницы впереди них идут в Царство Небесное. Ему дороги одинаково все, и это Ему принадлежит окончательный суд. Вот почему непосредственно за словами Христа о любви идут слова о неосуждении — «Не судите, да не судимы будете». Не судите — вам легче будет тогда полюбить всякого, не судите — и у вас не будет врагов. Смотрите на «врагов», как на больных одной с вами болезнью, как на погибающих. Оставьте точку зрения личного суда и станьте на точку зрения Божьего дела в мире. Вспомните, что добро должно победить окончательно и повсюду, ничего не оставив дьяволу.
Пугает течение времени — когда стоишь на месте. Надо погрузиться в глубину, где время безразлично.
Самая острая скорбь об умершем есть скорбь о себе, эгоистичная, личная боль. Праведные, смиренные, святые не скорбят.
Ожидание и требование чудес — не только нечестиво, как проявление недоверия к Богу, но и бессмысленно — ведь мы имеем миллионы совершившихся чудес в, если они не убедили нас ни в чем, то почему именно это (n+1) чудо должно нас убедить?
Можно прожить, и живут многие, всю жизнь слабой чьей–то тенью, копией. Самый первый примитивный смысл существования — быть самим собой, возвышаясь до преобразования себя в «Образ и подобие Божие».
«Не прелюбы сотвори» — по–гречески — распоряжаться чужим. «Прелюбы» — любовь, преступающая законы. Чисто или не чисто не вещь или действие само по себе, а смещение, нарушение. Навоз в поле — радость хозяина: из него хлеб; а на столе он — бесчинство.
