Бросалось в глаза обилие военных. В мирное время в Концепсионе стояли пехотный полк и артиллерийская бригада, а сейчас — авиационный парк и какие-то запасные части. Кроме того, два местных госпиталя были переполнены ранеными.
В культурном активе города числились две небольшие фабрики, вальцовая мельница, почта, отделение агрономического банка, прогимназия, две-три начальных школы, аптека, два врача, ветеринар, дантист, нотариус и мировой судья. Имелось десятка полтора магазинов, к которым более подходил термин «лавка». Выбор товаров был в них весьма невелик и если встречалась необходимость в приобретении какой-либо вещи, не укладывающейся в рамки простейших обиходных потребностей, ее надо было выписывать из Асунсиона и ждать месяцами.
Из трех или четырех городских ресторанов и отелей, только один с натяжкой можно было назвать приличным. Содержала его давно переселившаяся сюда француженка и если он не блистал комфортом, то во всяком случае был безукоризненно чист и кормили в нем великолепно. Цены в этом отеле, по сравнению с европейскими, были неправдоподобно дешевы, но все же настолько высоки для Парагвая, что останавливались здесь только богатые помещики и другая избранная публика. Тут можно было получить комнату с удобной постелью, защищенной от комаров кисейным пологом, хорошо пообедать, выпить чего-нибудь холодного, а главное, в любой момент принять душ. Эти обстоятельства, с точки зрения европейца не заслуживающие упоминания, здесь играли великую роль. И позже, находясь в колонии, я просто мечтал о том дне, когда случится поехать по делам в Концепсион и хоть на сутки воспользоваться этими благами.
В центре города дома освещались электричеством, но не было ни одного кинематографа и единственными развлечениями жителей служили редкие любительские концерты да семейные вечеринки с танцами, самым популярным из которых, как это ни удивительно, была полька, особенно в простонародье, которое с одинаковым успехом пляшет ее под любую музыку. Однажды, на импровизированной вечеринке у нас в колонии, я решил на опыте выяснить пределы приспособляемости парагвайского танцора к музыке и ставил на граммофон самые разнообразные пластинки. Гости, лишь слегка изменяя темп, откалывали польку и под вальс, и под марш, и под фокстрот, а когда я, желая их доконать, поставил молитву «Аве Мария» Гуно, то без особых затруднений станцевали и под нее.
Наконец появились три стареньких грузовика, на которые поместился весь наш багаж и большая часть холостой публики. Для дам и детей кто-то из горожан предоставил машину получше, а остальных, в том числе и меня, посадили на военный грузовичок, которым генерал разжился в местной комендатуре.
