— Тогда прежде поведай нам, какую цену ты хочешь и о чем вы с ним сговаривались!
— Да что говорить-то тут…
— Да ты скажи! — послышалось из толпы, внимательно следящей за происходящим торгом.
— Да что сказать?! Сами товар видите! Такого и в Новгороде не найдешь…
— Да видим мы все, — не выдержал Федор. — От какой цены нам плясать? Давай не рассусоливай!
— Да ты не робей, говори, — опять вмешался какой-то голос, донесшийся из второго ряда людей, тесно обступивших место торга.
— Эх, была не была! Отдаю все по дешевке! Котлы большие по полторы гривны, малые по гривне и пятнадцати кунам пойдут, сковороды по полгривны, а горшки железные с цветами по гривне кун отдам.
Окружающая толпа притихла, и стало слышно, как заблудившийся трудяга-шмель басовито пролетел в сторону леса навстречу холодной осени и своей гибели.
— Одурела, что ли, лапотница? — Федор вытаращил глаза и шагнул в направлении Улины. Та успела рукой придержать Петра, ринувшегося было к ней на защиту, и выставила перед толпой изящный сапожок, чуть приподняв край поневы.
— И в том, что лапотница я, не прав ты, — невинным голоском произнесла черемиска. — И то, что продавца хаешь, в укор тебе пойдет! Может, и цену за такие речи набавлю.
— Да ну тебя! Сколько ты хочешь на самом деле? Ишь заломила!
— Да ты сам скажи, купец, почем взять хочешь?
— Кха… Ну, по десять кун за горшок, по пятнадцать за котел малый и по двадцать пять за большой.
— Тю… Да ты надурить меня хочешь! — возмутилась Улина, уперев руки в бока. — Потом всем рассказывать будешь, как посмеялся над глупой бабой! Надо мной же похохатывать все будут! Скажут, за сколь купила, за столь и продала, да еще все лето рать на свое серебро кормила, что в страны заморские плавала вместе со мной за товаром. Стыд-то какой мне будет!
— Да брешешь ты все! Как баба в заморские земли ходить может?
— А может, и брешу насчет того, что была там! Только много ума не надо, чтобы ратников нанять да купца с ними отправить! А уж ныне это мой товар, не в убыток же себе его отдавать?! А ты задарма все забрать хочешь!
Замолчавшая толпа оттаяла, и даже послышались голоса поддержки смелой черемиски от слегка ухмыляющихся жителей Переяславки.
— Так держи, девонька! Вона какие котлы, без шва единого, даже от молота кузнечного следов нет, истинно чудо заморское!
— Ну… — спустя минуту такого гомона Федор пошел на попятный. — По сорок котел большой возьму и горшок по двадцать. Все, последнее мое слово.
