— Вы знаете, как я люблю и ценю Артура Игнатовича. Он мой друг, почти брат. Я передал ему не просто мой малахитовый кабинет в Кремле. Я передал ему мои начинания, мои незавершенные деяния, передал страну, которую едва удалось спасти от исчезновения и которая требует непрерывных, неусыпных радений. Передавая ему власть, я думал также о вас, моих сподвижниках, благополучию которых я отдавал все свои силы, взращивая из вас деятелей национального масштаба. При неверном выборе преемника это благополучие могло бы оказаться под угрозой. Оно окажется под угрозой, если нарушится равновесие полюсов, и вихри дисгармонии сметут страну и ее правящий класс. Артур Игнатович — безупречный государственник, талантливый юрист, блестящий знаток Римского права. Но Закон, создающий материальный каркас государства, дополняется благодатью, дарованной в Духе. Две эти силы обеспечивают мощь государства. Так было в древнем Риме, в Московском царстве, в Сталинской «красной» империи. Государства падают, когда разрушается двуединство «два в одном» и «один в двух» …
Виртуоз отдавал должное лексике Ромула, в которую тот облекал запутанную политологию. Ту, которая была использована им, Виртуозом, для создания небывалой, двухкупольной архитектуры власти. Две главы единого собора покоились на сложных опорах, вертикальных столпах, горизонтальных растяжках, удерживались монолитом стен и фундаментов. Конструкция могла быть нарушена порывом ветра, или грунтовыми водами, или голубиной стаей, перелетевшей с одного купола на другой, или неравномерностью сусальной позолоты, покрывавшей купола, или ласточками, уносящими с куполов крупицы золота. Легкая птица склюет золотую крошку, равновесие нарушится, и собор начнет падать, купола провалятся, великолепное сооружение обрушится на головы молящейся паствы.
— Не забывайте, мы живем на замороженном взрыве. Невероятными усилиями я остановил, заморозил, заковал в ледяную глыбу народную ненависть. Я остановил революцию, казавшуюся почти неизбежной, когда алчные, хищные, ненастные волки проглотили все народное достояние. Всю нефть и газ, алмазы и пахотную землю, заводы и банки, и оставили голый, нищий, ненавидящий народ без средств существования. Революция, которая должна была разразиться, была бы страшнее революции семнадцатого года. Все светила экономики от Гайдара до Ясина, весь цвет управленцев от Чубайса до вас, господин Данченко, все сливки интеллигенции от Виктора Ерофеева до вас, господин Басманов, все мэры и губернаторы от Лужкова до вас, госпожа Королькова, были бы повешены на фонарях от Пушкинской площади до Манежа. Тротуары были бы скользкие от мозгов эстрадных звезд и руководителей телевизионных каналов, не правда ли, господин Муравин? По Москве-реке мимо ликующих толп поплыли бы трупы миллиардеров из списка журнала «Форбс», с обрезанными ушами и носами, и никто бы не смог распознать в них Вексельберга или Фридмана, Дерипаску или Прохорова. Сегодняшний гражданский мир обеспечен «глубокой заморозкой» всей социальной жизни, а также согласием и равновесием духовного и политического центров, братскими отношениями между Президентом страны и ее Духовным Лидером…
