Сон навалился внезапно, но проспал я, судя по ощущениям, совсем недолго. Разбудил меня Алексей. По его лицу все было ясно без слов — «эти придурки все же идут», как отозвался кто-то из немецких генералов о французском плане «Диль». То, что это нападение — начало конца нацисткой Германии, ясно всем, кажется, кроме самого Гитлера и антисоветчиков на Западе.
— Кто звонил?
— Жуков. Немцы бомбят наши аэродромы и города.
Похоже, все идет как и ТОТ раз. Неужели ничего не удалось изменить?
Быстро одеваюсь и выхожу к телефону.
— Слушаю, Сталин.
— Здесь Жуков. Товарищ Сталин, согласно поступившим сведениям немцы бомбардировали аэродромы и войска Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского округов, а также города Одессу, Минск, Ленинград. Одновременно противник начал артиллерийскую подготовку и атаковал наши части на всем протяжении границы от Балтийского моря до Львова. Тимошенко и Шапошников в в настоящее время прибыли в наркомат и производят оценку обстановки с целью выработки решения.
— Хорошо, товарищ Жуков. Передайте товарищу Тимошенко, что я жду его доклада в шесть часов.
— Есть, товарищ Сталин.
Все повторяется. Надеюсь, не точь-в-точь, как раньше. Теперь остается только ждать. Вот тут начинаешь понимать французского генерала де Лангля, который «с болью в сердце» сидел в своем командном пункте и ждал донесений от войск. Потому что он все делал правильно, не бросая управление войсками, но… сердцу ведь не прикажешь. Сердце требовало действий, а разум — ожидания. Вот и мне теперь сидеть и ждать, что принесут наши военные. Дел, других, не относящихся напрямую к войне, я знаю, найдется много, но думать я буду все равно о фронте.
Позавтракав, иду в кабинет, невесело улыбаясь. Почему то вспомнился отрывок сказки про Федота-стрельца:
Утром мажу бутерброд
Сразу мысль: а как народ?
Вот и я — завтракаю, с умными мыслями о бойцах на границе, дерущихся сейчас с немцами. Шени деда! Бросил бы все и на фронт. Легче самому с винтовкой в окопе сидеть, чем вот так ждать донесений. Захожу в кабинет и приказываю Поскребышеву пригласить всех прибывших. Входят. Молотов, Тимошенко, за ним, покашливая на ходу, Борис Михайлович, потом — поправляющий пенсне Лаврентий, настороженный, угрюмый Мехлис, и последним — Маленков. Рассаживаются, молча, словно придавленные полученными новостями. Никто не ожидал подобного, и меньше всего — военные. Только недавно Тимошенко с Шапошниковым пытались меня убедить, что Гитлер сначала поиграет нам на нервах, потребует каких-нибудь уступок и только потом, в случае неудачи переговоров, нападет заранее развернутыми войсками. То-то Тимошенко глаза отводит, наверное, вспоминает свои слова. Ладно, пока об этом забудем.
