— А на «медведицу», рыбка моя, есть рогатина… Стрельцы-то на что! Мне Цыклер давно сказывал, что стрельцы на бояр да на Нарышкиных дышут адом и зубы точат, а кто, говорит, им зубы позолотит, того и на царство посадят. Так у нас на Украйне гетманов, того ссаживают казаки с уряду, а тому, кто им люб, дают булаву и бунчук, это по вашему, по-московски, «скихветро» та «яблуко».
Софья задумалась. Где-то в Замоскворечье пронесся в сонном воздухе звон колокола. Благовестили к заутрене.
— Ин, быть так, Федорушка, — решительно сказала Софья, — утро, я сама вижу, мудренее вечера… Сегодня я оповещу о себе Москве.
— Как, сестрица? — спросила Марфа Алексеевна.
— Пойду в ходах, за гробом братца пойду.
— Как! Сама пойдешь! — изумилась Марфа.
— Сама, своими резвыми ноженьками…
— Владычица! — с испугом проговорила Марфа. — Да разве царевне, девке, можно это!
— Мне все можно! — резко сказала Софья.
— Девке-то, в городе! Без фаты на улице!
— А чем лицо девичье зазорно?
— Да ведь ты царевна, подумай!
— А чем лицо царевнино зазорно?
Марфа не нашлась что отвечать. Она окаменела от изумления. Видано ли, чтоб царевна, девка, показывалась в народе с незакрытым лицом! Да этого не бывало, как и свет стоит.
Украинка нашлась: там, в ее милой далекой Гетманщине, не знали этих предрассудков.
— Что же тут зазорного, царевнушка моя золотая! — обратилась она к Марфе. — И Богородица Мария тоже из царского рода, а ходила же девицею с непокрытым лицом… Да и у нас, на Украине, гетманивны ходят просто, с непокрытою косою.
Софья Алексеевна между тем рылась в дорогом массивном ларце, звеня золотом. Потом она вынула оттуда увесистую сафьяновую калиту — кису и отдала ее своей постельнице.
— На, Федорушка… Золоти стрелецкие зубы…
Восток алел. Наступал день царских похорон. С раннего утра Кремль стал наполняться народом. Стрельцы выстраивались шпалерами, которые с небольшим перерывом для прохода духовенства и бояр во дворец тянутся от крыльца царских теремов до Архангельского собора. Кареты и колымаги вельмож и бояр останавливаются за шпалерами, а сами бояре между рядами стрельцов направляются к Красному крыльцу.
Несмотря на то, что на дворе весна и яркое солнце порядочно греет и головы собравшегося на царские похороны народа, и серые камни мостовой, не занятой толпой и давно просохшей, перед Красным крыльцом стоят двое саней, обитых дорогим бархатом с белыми серебряными тесьмами и такими же кистями. Около саней чинно стоят стольники.
