Отдельная комнатка в аскетическом стиле, традиционной восточной роскоши никакой, по углам два нубийца с обнажёнными мечами и лицами, скрытыми маской, дешёвый ковёр на полу и одна большущая муха, важно кружащая под потолком. Ни лишних ушей, ни советчиков, ни свидетелей. То есть атмосфера вполне способствовала диалогу на взаимовыгодных условиях. По крайней мере, практичный герой восточных сказок мигом взял нужный тон.
— Что угодно сиятельному повелителю Бухары от его ничтожных рабов?
— Мы не рабы, — гордо рявкнул коренной москвич, коленом в спину выпрямляя склонившегося в поклоне друга. — Рабы не мы. Рабы немы!
— Э-э, что это? — не понял эмир, и нубийцы, рыча, взмахнули мечами.
— Игра слов. Букварь. Первый класс, — виновато пояснил Оболенский, поднимая руки вверх. — Ничего личного, но на самом-то деле чего от нас надо? Какого… такого… эдакого нас с друганом оторвали от культурного отдыха за бутылкой?
— Позволь, я отрублю ему голову, о владыка мира? — нетерпеливо выставился Шехмет.
— И как я потом буду с ними общаться, с безголовыми?! — ровно уточнил эмир Сулейман аль-Маруф. — Не надо ничего рубить, я хочу просто поговорить с этими достойными людьми.
— Но они ужасные преступники!
— Что ужаснее, их преступления или мой гнев? С кем бы ты, о Шехмет, предпочёл встретиться на узкой горной тропе — с ними или со мной?
— Воистину, ты грозен и велик, мой господин…
— Рад, что ты признаёшь волю Аллаха, возвысившего меня над другими людьми, а теперь уйди. Подожди за дверью.
— Слушаю и повинуюсь. — Начальник стражи зыркнул глазами на Льва с Ходжой, но безропотно исполнил приказ.
— Вы тоже. — По кивку эмира оба нубийца, кланяясь и пятясь, покинули комнату. — А теперь я изволю говорить с вами, и от ваших ответов будет зависеть нить вашей жизни, которую в любой момент могут перерезать по одному мановению моих бровей.
— Эгоцентризм из мужика так и прёт, — тихо вздохнул Оболенский.
— Лёва-джан, не нарывайся, — прикрыл его Ходжа. — Мы и так находимся над пропастью, к чему пытаться ещё и встать на уши на самом краешке?
— Не уловил образности.
— О небо, я говорю, что мы и так в пасти тигра, зачем же ещё дёргать его за…
— За что ты собрался меня дёргать? — невольно заинтересовался эмир, и голубоглазый россиянин поспешил вмешаться, потому что добрый Насреддин тоже не всегда мог сдержать язык.
— Слушай, Сулейманка или как тебя там по батюшке, Маруфович? Давай ближе к делу. Мы всё понимаем и оцениваем факты адекватно, поздняк метаться, полы покрашены. Остаётся один нерешённый вопрос: почему именно мы?
