— Извини, — сказала она, глядя на меня в упор из-под нахмуренных бровей и прерывисто дыша, — но у меня есть привычка не поддаваться на дешевый шантаж. Ничего от меня не жди. Сейчас половина двенадцатого. В двенадцать отходит последний поезд. Если выйдешь прямо сейчас — успеешь добраться до станции. Я дам тебе денег на билет, если ты не возражаешь.
— Я никогда не возражаю против того, чтобы мне давали деньги, но сейчас не половина двенадцатого, а половина первого. На станции я справился о времени отхода последнего поезда и, предвидя вашу реакцию, перевел часы на один час назад, пока вы были на кухне. Мне стыдно, что я так плачу за ваше гостеприимство, но я уже сказал: на карту поставлено слишком многое. Простите.
Прошло несколько томительных секунд. Я боялся, что сейчас она хватит меня по голове первым попавшимся тяжелым предметом и вышвырнет на улицу. Но в ее глазах мелькнул тот же огонек детского восхищения, который я заметил, когда вернул ей купюру в пятьсот песет, которой она расплатилась за пепси-колу. Я вздохнул с облегчением: похоже, пронесло. Впрочем, если бы я с самого начала помнил о том, что Мерседес всего-то двадцать лет, я бы так не волновался.
— Я тебя ненавижу, — единственное, что я от нее услышал.
И если бы мой опыт в сердечных делах не был так скуден — ни одна из тех четырех шлюх, с которыми мне довелось иметь дело, не оставила следа на невозделанной ниве моего сердца, — я почувствовал бы в эти мгновения страх иного рода и гораздо более обоснованный. Но в книге жизни, которую мне довелось читать, отсутствовала глава, посвященная чистым чувствам, и, когда у меня внутри все сжалось от слов Мерседес, я — дурак! — решил, что это спазм и что не следовало так нажираться за ужином.
— Будет лучше, — предложил я, — если мы продолжим наш разговор с того места, на котором остановились. Итак, за что вас исключили из школы?
— За то, что я убила одного типа.
— Что?!
— Тебе же нужен конкретный ответ.
— Расскажите мне все по порядку.
— Мы с Исабель Перапланой, как ты уже знаешь, были подругами. Она была хорошей девочкой, а я той, что оказывала на нее плохое влияние. Кроме того, она была глупой, а я — смышленой, она — наивной, а я — сведущей во всех вопросах, она была из богатой семьи, я — из бедной. Родители пошли на большие жертвы, чтобы устроить меня в престижную школу. Разумеется, старались они не только ради меня: для них это был один из способов подняться по социальной лестнице. Хотя, вполне возможно, они этого даже не сознавали. Думаю, что я тоже вписывалась в их игру в аристократов. Я постоянно была рядом с семейством Пераплана: проводила с ними каникулы, уезжала и приезжала в их машинах, получала от них подарки — одежду и всякие вещи… Обычная история.
