В доме не то чтобы всерьез полыхало, а было скорее дымно. Сквозь смрадную завесу Пашка подобрался к балкону, благо дверь вынесло близким разрывом, вышел на него и одну за другой точно швырнул гранаты. Пулемет захлебнулся, но в одном из окон этажом ниже застрекотал автомат. Пули цвикнули вокруг, разбивая гипсовые балясины. Пашка поспешно отступил в комнаты, матюгнувшись про себя, и стал раздумывать, что делать дальше. Гранат больше не было.
Внезапно, сквозь треск огня и выстрелов, ему послышалось тихое скуление. Как скулит щенок, потерявший мамкину титьку. Пашка пошел на звук и на кухне под покореженной раковиной нашел мальца лет пяти. Водопроводную трубу побило осколками, она истекала последними каплями воды. Должно быть, пацану казалось, что это самое безопасное место в доме. Пашка так не думал.
Он закинул автомат за спину и поднял малыша. Можно, конечно, подождать здесь. На улице стреляют, а огонь не причинит им вреда. То есть Пашке. Что, если чудо дядьки Матвея не защитит незнакомого пацана? И потом, когда начнет рушиться крыша… спасибо, это мы уже проходили!
Пашка прижал мальца поудобнее и вышел на улицу. Теперь вот туда, за угол, до которого полных тридцать шагов.
Вначале пришла мысль: вспомнит ли малой этот день, когда его спас из огня советский солдат. У которого, может, его же батька едва не сжег родную деревню. Потом перед глазами встал дядька Матвей: «Пулю остановить никто не в силах!» И добавил, чего Пашка от него не слышал въяве: «Это так, малыш. Жить и умирать стоит только ради жизни!» А потом мыслей не стало совсем. Потому что пули все били и нужно было просто идти… дойти туда, где они уже не смогут достать маленького немца, который ни в чем не виноват…
Это не с него лепили солдата в Трептов-парке.
Пашка Быков, рядовой, один из миллиона советских солдат, навсегда оставшихся в Европе. Он лежит под черным камнем, а на этом камне лежат живые цветы, потому что, в самом деле, ничто не забыто. Он лежит и не знает, как меняется мир вокруг него. Он лежит, навеки двадцатилетний, и время не властно над ним, потому что сам он стал этим временем.
И над его могилой, вопреки всем изменениям границ и политических систем, все-таки горит Вечный Огонь.
Юлия Рыженкова
Когда дочери берут меч
Бабочка порхала, выбирая, куда сесть. Желто-коричневые крылья мелькали так быстро, что сливались в воздушное облако. Бабочка раздумывала. Чуть было не приземлилась на куст шиповника, но в последнее мгновение передумала и снова взмыла в воздух. Потом резко спикировала к траве, зависла на пару секунд и снова взлетела. Солнце уже перешло зенит, но жара не начала спадать. Чуть заметный ветерок практически не ощущался, только слегка теребил траву, отчего поляна казалась зеленым морем. Бабочка пролетела над этим морем и, наконец, опустилась на черный рукав чуть ниже красно-белой нашивки со свастикой.
