В центре находился манеж, который также служил и школой верховой езды. Вокруг были расположены всевозможные обслуживающие мастерские: экипажные, шорные, кузнечные, слесарные, столярные, малярные и другие. Обособленно стояло здание с вывеской «Ветеринарный лазарет».
В отдалении виднелись приземистые глинобитные хибарки, где ютились тысячи людей разных профессий, чьим трудом держалось это крупнейшее не только в Венгрии, но и во всей Австрийской империи коневодческое хозяйство. В отличие от построек, предназначенных для лошадей, жилые помещения казались убогими, жалкими лачугами.
Пастбища графа Фении, раскинувшиеся в бескрайних степях, славились чистокровными табунами. Здесь отдельными косяками паслись лошади одинаковой породы и одной масти. Вороные и буланые, рыжие и караковые, гнедые и в яблоках табуны рассыпались разноцветными островками по зелёному ковру равнины.
До трёх лет кони проводят в степи день и ночь, не видя над собой ничего, кроме небесного купола.
Табунщик-мадьяр Альфёльда, так же как и его конь, не страшится ни жары, ни стужи, ни дождя. Широкие поля шляпы и тёплый кожух защищают степного пастуха от ливня и мороза. Ему и его табунам страшен только ветер. Когда он разбушуется, от него одна защита: укрыться в загоне. Эти нехитрые, но крепко сколоченные ограды из досок, глубокие срубы колодцев да крохотная глинобитная хибарка пастуха — вот и всё архитектурное богатство степного конского пастбища.
В тот час, когда карета графа приближалась к пастбищам, жизнь там била ключом. Огромные табуны носились по зелёному ковру, разукрашенному пёстрыми узорами степных цветов. Глухой топот копыт сливался с пронзительным ржанием, и весёлый шум разносился далеко по равнине.
Повсюду кипела работа табунщиков. Одни из них верхом на хорошо объезженных скакунах не давали слишком разыгравшимся коням отбиться от табуна. Другие арканами вылавливали из табуна трёхлеток, для которых настал последний час беззаботной вольной жизни без узды и седла.
Табунщики Венгрии, чи́коши, славятся на весь мир смелостью, ловкостью и выносливостью. Мужество, сила и стойкость чикоша закаляются в степи, под открытым небом с самого детства. Едва сын пушты[8] успевает отвыкнуть от люльки, как её сменяет спина коня. Недаром венгерская пословица гласит, что мадьяр родится в седле.
Искусство чикоша определяется его умением уверенно и крепко держаться на спине неосёдланной лошади, подчинять себе её волю, какого бы буйного нрава она ни была. Бич, которым чикош владеет в совершенстве, — в его руках грозное оружие, подчас более страшное, чем сабля или ружьё. К прочной деревянной рукояти бича прикреплена верёвка из пеньковой нити пополам с конским волосом; в середину верёвки вплетены мелкие пули, а на конце её — петля с увесистой свинцовой пулей крупного ружейного калибра. Венгерский табунщик, вооружённый таким бичом, напоминающим лассо американских ковбоев, вступает в борьбу с дикой лошадью, для которой наступил срок сменить вольное степное озорство на строго размеренную жизнь в заводской конюшне.
