— И у кого ты надеешься получить информацию?
— Жо не хочет ничего рассказывать. Закрывается, как устрица в своей раковине, стоит мне начать ее расспрашивать. Мы с Жилем пытаемся восстановить картину, но пока получается плохо.
— Какую картину?
— Это трудно объяснить. Создается впечатление, что в нашей семье все… странные.
И снова Давид промолчал, хотя, по мнению Альбана, должен был бы выказать удивление. После паузы Альбан спросил его прямо:
— Тебе что-то об этом известно?
— Мне? Нет!
В этом отрицании ясно прозвучала фальшь. Альбан слишком хорошо знал друга, чтобы этого не заметить.
— Жозефина что-то тебе рассказывала?
— Нет, конечно! Послушай меня, старик: забудь об этом!
Он отодвинулся от Альбана на пару шагов. Было очевидно, что ему не по себе. Работая агентом по продаже недвижимости, Давид научился приукрашивать вещи и обходиться полуправдой, щадя чувства клиентов. Но врать другу он не мог. Альбан подскочил к нему и резко схватил за руку.
— Я не отступлюсь!
— Отпусти меня, Альбан.
— Сначала ответь мне. Что ты от меня скрываешь? И по какому праву?
Давид положил ладонь на запястье Альбана, словно хотел его успокоить.
— Не так уж много я от тебя и скрываю. Все вокруг считали твою мать сумасшедшей, и было время, когда моим родителям очень не нравилось, что я бываю в доме Эсперандье.
— Ты шутишь!
— Я чудом избежал порки, когда мой отец строго-настрого приказал мне не ходить к вам в гости! Но вскоре после этого случая твои родители погибли, и он пожалел о том, что тогда наговорил… Всегда найдутся желающие потрепать языком — и тогда, и сейчас.
— Но ты! Почему ты только теперь мне все это говоришь? Почему?
— Я дорожил твоей дружбой. Быть твоим другом — вот что было самым важным для меня, когда мы учились в пансионе. Мне было бы неприятно пересказывать тебе все эти сплетни о вашей матери. Да и тебе это вряд ли бы понравилось. А теперь отпусти меня.
Альбан оттолкнул его, и Давид на мгновение потерял равновесие.
— В какую игру играем? — прозвучал за их спинами голос Валентины.
Они с Малори только что подошли и смотрели на них с нескрываемым любопытством. Альбан отвернулся, чтобы не смотреть Валентине в глаза. Он был разгневан, унижен, будто его предали. Давид, которому он доверял, как себе самому, столько лет скрывал от него такое! «Все вокруг считали твою мать сумасшедшей». А они с братьями ничего не замечали, ничего не знали.
— Что случилось? — обеспокоенно спросила Валентина.
— Просто… незначительные разногласия. Не важно.
