— Тоже мне, радость, — глубоко вздохнула Таня, — перейдет Раскольников такую границу, и пойдет старушек гасить.
— Или полюбит.
— Что? — Татьяна захлопала ресницами, — ты думаешь… Сережка… перешел границу между собой и своей родовой памятью… И… и… влюбился в эту… Лилит? — она хмыкнула. — Вот всегда считала, что мужики предпочитают руками потрогать.
— Сильно ты нас знаешь, — Пашка иронично хмыкнул. — Думаешь, там пощупать было нечего? Как это у Ефремова…
— У какого?
— У Ивана Антоновича, конечно, писатель такой, — Стрелок возвел очи горе и пожевал губами. — Вывезли из храма изваяние, значит… На телеге со здоровущими бронзовыми колесами… И впряжены в нее были лев и буйвол, кажется… Лошади бы не сволокли. А на телеге баба! — в отличие от Ефремова, Пашке слов не хватило, и он помог себе руками, обрисовав в воздухе объемную фигуру. — Как там… «Необъятные бедра, куда шире массивных плеч, служили пьедесталом могучему телу с тяжелыми руками, большими и правильными полусферическими грудями. Шея, прямая и высокая, почти равная по окружности узкой удлиненной голове с едва намеченным лицом…» Весь вечер вчера учил.
— Спасибо, Пашенька!! — Татьяна озорно бросила в него шишку.
— За что?
А она, представив здоровущую тетку, идеально приспособленную для деторождения, но с объемом мозгов, как у курицы, смеялась и никак не могла остановиться. Сережка такую не полюбит!
— Тань! А выходи за меня замуж.
Эх, Стрелок! Надо же так все испортить.
Ястреб с помощью Лэти стянул через голову клепаный доспех из жесткой кожи. Кинул его под сосну. Вытер пот со лба.
— Не садись. Походим.
Ястреб хмыкнул. Но все же перелез через бревно и пошел вслед за проводником. Они взобрались на холм, поросший редкими соснами, и шум турнира и пробегающих время от времени дизелей заглушил посвист ветра и шелест хвои над головами. А потом идиллические звуки перекрыл странный звук, похожий разом на крик и дикий хохот. Лэти вздрогнул:
— Тьфу… Ворон! Ну и орет!
— Еще бы. Вон та дорожка так и зовется — Воронья Тропа, — Ястреб указал на просеку. — Меня Стрелок просветил, когда место для турнира выбирали. Тут поблизости ворон живет: как летит — крылья за стволы задевают.
— Ага. Странное здесь место. Эта колея железная… переезд. Граница.
Ястреб повернулся к другу:
— Знаешь. Ролевики тоже это чувствуют. Смутно, не как ты… Павел мне рассказывал, что будто, если пробежать по рельсу, можно угодить в другие миры. Будто проводники водят туда целые караваны, торгуют, или приводят сражаться наемников. Или отводят тех, кто здесь не прижился, в мир, который им больше всего подойдет. Вдруг открывается ложбина, вокруг холмы, заросшие багряными кленами, а посередке стол стоит, и за ним мужик, который распределяет, кому куда и можно ли вообще пройти.
