— Согласна, это лучший момент для плавания, если хочешь покончить жизнь самоубийством… — возразила Валерия, тщетно стараясь, чтобы ее слова прозвучали иронично.
— Или если хочешь бороться… — ответил он и ткнул в нее указательным пальцем. Казалось, он знает все, что происходит в голове у кузины.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она, зная ответ.
— Сегодня мое желание бороться сильнее, чем обычно.
— Как странно, Яфет! Ты всегда говоришь о борьбе, о боях, о войнах, как какой-то солдат!
— Я солдат, и мы объявляем войну не на жизнь, а на смерть, так и знай.
Она посмотрела на босые идеальные ступни Яфета, сдержала вздох и тоном, в котором не умела скрыть восхищения, произнесла:
— Думаю, ты был бы счастлив на Второй мировой войне, во время высадки в Нормандии например. Я прямо вижу, как ты высаживаешься готовый убивать.
Снизу Яфет казался ей гигантом. Он пожал плечами, давая понять, что разговор его не слишком занимает.
Валерия, выдержав паузу, добавила:
— Хочешь бороться с циклоном? Думаешь, от этого будет толк?
Он не ответил. Он так и стоял, подняв плечи, с неуловимой улыбкой на губах.
Валерия поднялась. Ей вдруг стало страшно оттого, что она чувствует себя такой крошечной в его присутствии. И еще она вдруг подумала, что ей холодно, несмотря на горячий ветер. Она прижала книгу к груди, чтобы согреться и защититься.
Сидя или стоя, рядом с Яфетом она всегда чувствовала себя крошечной, незначительной, некрасивой и уязвимой. Она попыталась посмотреть туда, куда смотрит он, и увидела лишь то, что ожидала. Море, спокойное и красное. О горизонте не было и речи. Перспектива пропала. Все потерялось в дымке, перемешавшей море и небо. Тем более не видно было, как в другие дни, ни торговых кораблей, ни обязательного сухогруза, совершающего маршрут Гавана — Мариель — бухта Глубокая.
— Ожидается циклон, его зовут «Кэтрин», — отчеканила она, словно читала заученный наизусть текст, и почувствовала себя глупо. Поэтому добавила: — Это не обычный циклон, Яфет, он носит имя актрисы, писательницы и балерины. И ты намерен бороться с такой могущественной дамой? — И она почувствовала себя еще глупее.
На это он тоже ничего не ответил. Взмахнул рукой, как будто прощаясь. Обернувшись, Валерия увидела, что дядя Оливеро машет из окна своей деревянной хижины. Она тоже ему махнула, и почему-то дядин ответный жест заставил ее подумать, что вот у него уже не оставалось ни сил, ни желания бороться.
— Он уже отвоевал свое, — сказала Валерия.
