Спящий мореплаватель | страница 39

, которых не уставал расхваливать Полковник. Подробные описания Андреа лесов ее детства на Центральной агрономической станции в Сантьяго-де-лас-Вегас. Столь же детальные описания дяди Мино «Иллинойса» и ночей в «Иллинойсе», и как пел Бинг Кросби, и как пили Ава Гарднер или Ана Берта Лепе свои хорошо заряженные ромом дайкири. Или бесконечные истории о путешествии Висенты де Пауль из Гаваны в Ки-Уэст на пароме «City of Havana», а оттуда в Майами на поезде господина Флаглера^>[20]. Или о другом «легендарном» путешествии, дяди Оливеро в Новый Орлеан, и о его не менее легендарном визите в Рим и в Париж, его дружбе с Марией Касарес и Джеймсом Болдуином, с которым он познакомился на празднике, устроенном Фельтринелли в Милане в честь чернокожего писателя и Марлен Дитрих. Или признания тети Элисы в любви к французскому актеру, красавцу по имени Жерар Филип.

Если задуматься, то в доме все разговоры были о прошлом. Часто даже о выдуманном прошлом. И Яфет презирал все, что начиналось словами «вчера», или «раньше», или «завтра», или даже «сейчас», если это «сейчас» не было связано с каким-либо действием. Он и впрямь был не способен познать ценность вздохов, блаженство безделья и еще тысячи проявлений благословенной скуки.

И, возвращаясь к обещаниям: возможно, из-за американской составляющей своей крови Яфет первым отказался им верить. Валерия, последовавшая его примеру, пришла к выводу, что обещания для ее семьи, а возможно, и для всех кубинцев, значат столько же, сколько пустые чашки, пусть даже в ее доме это были остатки элегантной фарфоровой посуды фирмы «Ленокс».

Валерия поняла, что обещание — это понятие, лишенное смысла, и научилась жить, ничего не ожидая. Она была очень юна, но она давно знала, что даже чашка фирмы «Ленокс» может разбиться на куски. Возможно, этому она научилась у Яфета. В любом случае она поставила перед собой цель научиться жить без надежд и не допустить, чтобы надежда стала для нее чем-то большим, чем красивая, но хрупкая чашка. Может быть, не одна она так думала. Может быть, ни одному кубинцу и в голову не приходило Даже в приступе самого лучезарного оптимизма придавать надежде большее значение, чем она заслуживала как нечто иллюзорное, а потому величественно и абсолютно недостижимое.

Значило ли это, что кубинцы жили и живут без надежды? Напротив, кубинцы были полны ими. Особенно в доме на пляже. И больше ничего не требовалось. С надеждой можно было жить, вернее, выживать.