— Есть и хорошие новости, — продолжал он. — Три трупа, похоже, привлекли внимание мэра. Речь вроде бы даже идет о создании оперативной группы.
Я усмехнулся.
— Что я слышу? Уж не спешат ли нам на помощь твои братья? — Родственников у Мердока много и почти все они служат в полиции. Когда по воскресеньям в доме его отца собираются друзья и вся семья, получается что-то вроде неофициального смотра сил охраны порядка.
— Может быть, хотя и вряд ли. За результат отвечаю я, а планы мэра скорее всего означают только то, что на улице появится больше патрульных. Если его что и беспокоит, так это деньги туристов и демонстрации протеста, а не убийства.
Я кивнул. До Иванова дня оставалось две недели. Праздничные пляски, уходящие корнями в глубокую древность, мутировали, превратившись в затяжную разнузданную гулянку. Иванов день, праздник середины лета, существует в той или иной форме практически в любой религии и с каждым годом становится все масштабнее. Ничего удивительного, что именно Вейрд с его наибольшей концентрацией язычников, сделался центром такого рода сборищ. Для жителей города это кошмар, но торжество приносит доход, в местную экономику вливаются огромные деньги. У нас по крайней мере не Англия. Ни одному здравомыслящему человеку и в голову не придет отправляться на Иванов день к Стоунхенджу. Всегда найдутся обкуренные придурки, которые вдруг решат, что пора возрождать старинные обряды с человеческими жертвоприношениями и лишением девственности. Самый длинный день в году стал таковым во многих смыслах.
— Об Ивановом дне я и думать не хочу. Меня больше волнует следующий вторник.
Мы вышли. На город уже спустились сумерки. Вечер принес прохладу. Мердок, едва ступив на тротуар, привычно скользнул по улице цепким, настороженным взглядом, как будто каждый пешеход имел некий скрытый мотив и мог представлять потенциальную угрозу. Дойдя до середины моста, мы остановились у балочной фермы и посмотрели вниз. Пешеходы у нас за спиной и понятия не имели, что мы скорее всего единственные во всем городе люди, которые пытаются найти убийцу, оставившего кровавый след менее чем в миле отсюда.
За каналом, у края Веерного причала, виднеется угол моего дома. На стыке столетий причал был железнодорожным пакгаузом и телефонной станцией, которая, если смотреть сверху, напоминала огромный развернутый веер. Отсюда и название. Шли годы. Железнодорожное депо съежилось, а освободившееся место заняли склады. Сейчас эти живописные джунгли на берегу лакомый кусок для желающих снести все и возвести роскошный жилой квартал.
