Во что я верю | страница 14




Когда я был молодым поэтом и помнил массу стихов, я часто повторял слова, которые раскаявшийся Верлен вложил в уста Христа:


«Люби. Выйди из мрака твоей ночи, люби!


Уже целую вечность,


О бедная одинокая душа, Я думаю о том,


Что ты должна Меня любить:


Я один у тебя остался».


30


«Я один у тебя остался», — повторял я в молодости, потому что считал, что это прекрасно, но только теперь я знаю, что это правда. Какой бы богатой и полной нам ни казалась наша жизнь, в ней не остается ничего и никого, кроме самых наших близких и любимых; но они слишком тесно связаны с нами и тем самым отождествляются с нашим одиночеством. Старость? Одиночество, которое уже есть смерть. Сильный отлив оставляет человеческое существо на прибрежном песке, среди нескольких выброшенных волнами обломков, на которых окончательно стираются написанные когда-то имена, известные только ему. И нет никакой разницы между старым академиком в парадном фраке и старыми крестьянами, каких я видел в детстве, сидящими на порогах своих домов, неподвижных, как будто они окаменели, со сложенными на коленях изуродованными работой руками. Одинаковое одиночество и одинаковое молчание. И тогда это — «Я один у тебя остался» — начинает звучать в наших сердцах, как исполнившееся, осуществившееся пророчество. Да, Господи, Ты остался среди нас, как Кровь и Тело, но так же, как Ты присутствуешь в вине и хлебе, Ты и в каждом слове, которое Ты сказал, в каждом больном, за которым ухаживает атеист, в каждом бедняке, которому помогают, в каждом узнике, которого посещают.




О Свет, который мы любим и который любит нас, Ты светишь в темноте: тайна христианства — это ночь и поэтому еще виднее становится свет, и свет пронизывает ночь и, не нарушая ее, освещает. В трех ночах проявляется христианская жизнь во всей своей глубине. Сначала это ночь, о которой я только что размышлял: этой ночью Никодим, добрый фарисей, приходит украдкой, потаенно, слушать Христа, Который еще живет и действует, как бы спеша все закончить, и бросает огонь на землю.


Вторая ночь — это ночь в Гефсиманском саду,




31


когда Свет, пришедший в мир, становится просто измученным иудеем, покинутым даже друзьями, оставленным даже Отцом. Только факелы римских воинов пылают в эту холодную весеннюю ночь. Ночь агонии, которая будет длиться до конца мира; ночь, самая дорогая для всех истинных друзей Христа; ночь Паскаля. Слова, услышанные Паскалем в эту ночь с 23-го на 24-е ноября, и мне дано было услышать еще в отрочестве — и тогда все для меня изменилось. Если даже я ничем не пожертвовал, ни от чего не отказался, если даже я старался получать от жизни как можно больше удовольствий, то во всяком случае я никогда не терял чувства Присутствия (на расстоянии брошенного камня) Того, Невинного, отягощенного в глухой и темной ночи бременем грехов человеческих, которые Он взял на Себя.