Но тут наконец-то откликнулось смиренное преданное сердце и свободных дух любви и веры, чуткой к велениям Небесного Отца. Симон Петр отвечал Ему:
Господи, к кому нам идти? Ты имеешь глаголы жизни вечной (66–68).
Итак, что же мы видим? Видим, что вот люди, по-видимому, стремились ко Христу усердно и, пожалуй, искренно и, однако, не уверовали в Нею и отошли от Него. Отчего? Оттого, что шли к Нему такими путями, где истинной веры в Него и не может быть по самому существу дела.
Какая вера во Христа может быть у тех, кто рассчитывает через Него иметь даровой и легкий хлеб? Что они зовут верой, совсем не вера в Него, как в личность, а только благовидная низменная радость над грудой чудесно найденного хлеба, которого могло бы хватить на всю эту жизнь. А им в это время предлагается какая-то духовная пища, дающая вечную духовную жизнь. Но чтобы захотеть духовной пищи, нужно быть уже в духе. Чтобы возжаждать вечной духовной жизни, нужно иметь уже к ней вкус, иметь ее зародыш. Где же им, пока они стоят на своем пути, иметь веру в слова Господа? Как же им, среди втайне разгоревшихся материальных аппетитов, не почувствовать глубокого разочарования, когда вдруг из-под их взоров желанная груда хлеба так неожиданно исчезла?
Как могли уверовать в Него на своем рассудочном пути книжные Иудеи? Они шли к Нему с аршином земных понятий и суждений, а Он прямо заявляет им, что сошел с небес! Они рассматривают Его сквозь сетку земною порядка вещей, а Он предполагает в них ощущение другого, небесного порядка, непохожего на первый! Конечно, Его слова для них были непонятны; они обозначали такие духовные предметы, которые они на своем чувственном пути совсем не видели. Понятно, и сочетание слов Господа должно было казаться им странным, противоречащим законам их обычной низменной речи, ничего подходящего и полезного к их наличной жизни не заключающим. И неверие возникло из полнейшего недоумения, которое вполне естественно и необходимо возникло на их чувственно-рассудочном пути.
Могли ли не отпасть от Него те, которые шли за Ним с пылкими надеждами на земное царство любимого Мессии? Их сердце, привязанное к земным ощущениям, радостям и печалям; их воображение, полное чувственных образов и грандиозных построений; их чувство, втайне настроенное на победный торжественный тон, — могло ли все это воспринять речи Господа, рассчитанные на чисто духовный внутренний опыт? услышать их тихую небесную мелодию, едва звучащую на высших гранях бытия? откликнуться на призыв к самоотвержению, не имеющему никаких внешних эффектных красок? Конечно, нет. Это значило бы для них уйти от дорогого, яркого и шумного мира фантазий в неизвестную, безвидную и безмолвную бездну неопределенных и неиспытанных духовных ощущений. Конечно, они все это могли бы принести в жертву, если бы чутким любящим сердцем вошли в духовный внутренний мир Господа, полный иных ощущений, более тонких, чистых, более небесных. Тогда пустая бездна духа засияла бы для них всеми цветами и звуками небес. И это было бы так легко для них, если они любили Господа. А не поднявшись со своего пути, они, конечно, не могли увидеть Бога, Который говорил с ними, и уверовать в
